В нашем маленьком закрытом городе нет театра профессионального, и дети, н и к о г д а не бывавшие в театре, – не редкость. Почти невозможно вместе со студийцами пойти на хороший спектакль (непритязательные гастролирующие антрепризы не в счёт) или уникальную выставку, чтобы потом об этом поговорить. Творческие вечера известных людей, приезд писателей – редкость. Единственный детский театральный фестиваль с участием иногородних коллективов прошёл на базе Дворца культуры при поддержке областного Дома народного творчества в 1997 году. С тех пор многое изменилось безвозвратно.

Влияние небольшой, но самой крупной в Лесном детской театральной студии (40 детей в возрасте от 8 до 17 лет) на городской социум невелико: в год на спектаклях «Арлекина» бывают 2,5-3 тысячи зрителей, т.е. 5-6% горожан. Придя, нередко признаются: «Мы и не подозревали, что у нас есть такой профессиональный театр». Поражаются «взрослости» юных актёров. Но в городе, по сути, нет привычки ходить в театр. У кого-то, вероятно, срабатывает инерция отношения к коллективу как к драмкружку Дворца пионеров.

Есть - ощущение незначительности и неопределённости: ни в культуре (не в том ведомстве), ни в образовании («дополнительное – значит, второстепенное», да и в нём самом сейчас другие приоритеты: 3D-моделирование, робототехника, технопарки et cetera). Нет - поддержки извне, интереса и помощи. Ни разу вопросы театральной педагогики не предлагалось вынести на городские педагогические конференции и форумы, методические объединения учителей-предметников или классных руководителей. Кажется парадоксальным: зрители иногородние, увидев спектакли «Арлекина», говорят о потрясении и незаурядности коллектива, сожалеют, что не могут привести сюда своих детей, - а «своим» не интересно. Это при том, что спектакли по произведениям А. Платонова, В. Быкова, В. Астафьева, Ю. Коваля, Н. Думбадзе, А. Крестинского, А. Гиваргизова и других авторов, документальные спектакли, обращающиеся к истории страны и родного города, могли бы стать поводом к серьёзному разговору, - как это происходит на фестивалях. Это при том, что «Арлекин» уже много лет является зоной успеха и для «трудных» подростков (в студии нет отбора), и для детей, проходящих курс в Центре психолого-педагогической, медицинской и социальной помощи.

Таким образом, говорить о значимости детского театра в культурно-образовательной городской среде в нашем случае, увы, не приходится. Так что обратимся к стороне «внутренней», - можно сказать, «боям местного значения». С кем «бои»? – в первую очередь, с самим собой.

Однажды, после очередных «разборок», я пошутила: «Вы мой коррекционный театр». Кто-то из детей поправил: «коллекционный». Похоже, так в двух ипостасях и живём.

Сленговое «разборки» подходит как к обязательному разбору только что сыгранного спектакля, так и к разговору по поводу «критической» ситуации. А поводов немало: срывы репетиций из-за пропусков, неподготовленности и нарушения дисциплины, межличностные конфликты, неэтичное поведение и некрасивые поступки, проблемы в отношениях с учителями и родителями. Глагол, который чаще всего слышат от меня студийцы-подростки – «думайте!». Это первый шаг к преодолению инфантилизма, эгоизма, безответственности, агрессивности, «звёздной болезни», к воспитанию в себе способности делать выбор и совершать осознанные поступки, к небоязни быть не как все и не быть в стороне, когда нужно действовать. Чем старше становятся дети, тем большую роль начинают играть не актёрские тренинги, а… трудно сформулировать, пусть так: практика установления баланса между жизнью сценической и реальной. То, что не поддаётся чёткой регламентации и не прописано в образовательной программе.

Когда родители говорят, что в «Арлекине» их дети лучше, чем вне его, они имеют в виду разницу – от внешнего вида и лексикона до поведения и поступков. Тот же «когнитивный диссонанс» возникает у меня, когда узнаю о грубых выходках или вижу вульгарные посты в соцсетях. Трижды за последние 7 лет случались такие ЧП и кризисы, которые раскалывали, практически разрушали старшую группу и даже ставили под сомнение дальнейшее развитие студии.

«Давайте поговорим. Где вы настоящие?». Они, конечно, молчат. Молчат все – и виноватые, и невиновные. И это самое тяжёлое – молчащая группа.

Вот почему я считаю, что с детьми, начиная лет с 13-ти, нужно много говорить, а точнее – разговаривать их. Если даже это в ущерб театральным дисциплинам и репетициям. А «давайте поговорим» - это всегда «давайте подумаем».

Однажды, в предутренний час Ночи в ЦДТ, когда дети других объединений спали, а мы сидели и разговаривали, я спросила, что для них самое трудное в той, внеарлекинской, жизни. Попросила не говорить о школьных нагрузках и подготовке к экзаменам. Поразило единодушие: оказалось, самое сложное - не зависеть от мнения других – и сверстников, и взрослых, быть свободным от школьной «иерархии». Дети средней группы (13-15 лет) рассказали про целые «касты»: «анимешки», «королевы туалета» (девочки, собирающиеся там на переменах), «щелкунчики» (тоже в туалетах, но мальчики с семечками)… Одни не в «касте», не в «толпе» - и над ними насмехаются, издеваются, в лучшем случае просто не общаются. Для других быть «своим» для «крутых» сверстников или людей постарше - потребность.

Чтобы понять, что такое «толпа», достаточно идти с работы часов в девять вечера, когда взрослые преимущественно уже дома, и город – если погода позволяет - как будто взят подростками. Шумные, развязные, сквернословящие, курящие, мусорящие, - всегда с тревогой вглядываюсь, боясь узнать кого-нибудь из «своих». Пару раз случалось. «Давайте поговорим». Всё равно ведь невозможно репетировать как ни в чём не бывало.

И вновь убеждаешься: театр – не только средство научить ребёнка слышать, видеть, воспринимать, владеть голосом и телом, фантазировать, сопереживать, импровизировать, общаться… Театр несёт в себе ещё и миссию научить подростка противостоять, дать ему силы и смелость быть другим. И об этом нужно учиться разговаривать – думая.

Так как каждый наш сезон разворачивается вокруг «главного» спектакля, разговоры начинаются вместе с работой над ним. Бесконечные «почему?», «зачем?», «что это означает?», «а если бы?..», «приведите пример» оказываются, по сути, размышлениями о выборе, достоинстве, совести, мужестве поступка, внутренней свободе, верности, принятии другого, самопожертвовании, любви... Самое сложное – понять, как то, о чём говорим, из мира вымышленного, художественного (или подлинного, но не своего) - сделать личным. Как воспитать привычку сравнивать с собой, «примерять» на себя, - чтобы не возникала пропасть между тобой на сцене и тобой в жизни.

Страшно, неловко сказать вслух при всех? – тогда пишем. Я тоже пишу им. Но всё равно потом будем обсуждать вместе. Только когда рождается диалог, исчезает назидательность.

Ещё об одном немаловажном аспекте, который остро чувствую в последние годы. Современное образование, с его сосредоточенностью на ЕГЭ и информационных технологиях, а также «пропадание» подростков в компьютерных играх и соцсетях оборачиваются такими «белыми пятнами» в знании истории, литературы и культуры, такой скудостью языка, непониманием сути вещей и явлений, что порой у меня вырывается: дети, это – стыдно! Потому будущий спектакль непременно становится поводом для разговоров и в культурно-историческом контексте. Плюс фильмы, живопись, поэзия, письма, дневники - жаль, не хватает времени на всё, что хотелось бы обсудить.

Нынешний сезон выдался очень сложным. Осенью-зимой пережили такой болезненный и сильный кризис, что пришлось отказаться от взятого к постановке материала, а в группе был такой разлад, что казалось – не «склеить». Однажды разговаривали даже вместе с родителями. Но всё же вышло так, как они сами написали 3 года назад на одной из подаренных мне кружек, наряду с цитатами из наших спектаклей: «Мы достигли дна, теперь начнём всплывать». Взяли новый текст, выпустили премьеру, сыграли уже 7 спектаклей. За несколько минут до спектакля заглядываю в кулисы – и вижу, как каждый обнимает по очереди каждого, и это другие объятия, нежели при встрече. И другое в объятиях молчание. И по этим объятиям я чувствую: получается.

Р.S. Месяц назад я попросила детей записать изменения, которые произошли в них благодаря «Арлекину». Посчитала - получилось 112 пунктов. Есть там про небоязнь говорить и высказывать своё мнение, принятие себя, «чувствительность» к проблемам других, умение справляться с болью от трудных отношений, желание читать, интерес к истории и деталям, свободу от «глупого мнения окружающих». «Я научился переживать» - и я знаю, что стоит за этой фразой.