Елена Калиничева: Анна, расскажите, в чём особенности театральной работы с детьми в маленьких частных школах?
Анна Елисеева: Мой опыт педагогической работы – это преподавание в частных семейных школах. Обе школы, с которыми я сотрудничала и сотрудничаю, созданы людьми, которые работали в театре. В одном случае это театральный режиссер, в другом - актриса, которые в какой-то момент, родив своих детей, и поняв, что совершенно невозможно обучаться в общеобразовательной школе, решили сделать такие семейные клубы, в которых можно было бы собирать детей, оказавшихся в сложной жизненной ситуации. То есть эти школы собирают детей, у которых очень тяжело складываются взаимоотношения с государственной системой образования. Сначала это были дети друзей, потом стали набирать детей со стороны, помогать им в обучении, в том числе готовить к сдаче ОГЭ и ЕГЭ. Важно было создать такие школы общего образования, где дети могли бы не потеряться как личности. Одна школа существует почти 25 лет. А вот вторая образовалась сравнительно недавно. Но принцип у обеих школ одинаковый, и способ существования тоже.
Внутри учебного процесса есть общеобразовательные предметы (русский, математика и т.д.) и есть довольно много предметов искусства, и непременно такой предмет, который называется «театр». В одной школе это именно предмет, а в другой выделен специальный театральный день. Т.е. это отдельный день на неделе, когда занимаются всеми предметами искусства: пение, музыка, пластика, сценическое движение, техника речи, художественные уроки (рисование, лепка и т.д.). Это очень удобно как для преподавателей, так и для детей.
Елена Калиничева: В чем разница между предметом «Театр» и Театральным днем?
Анна Елисеева: У нас нет задачи сделать детей актерами или учить какой-то театральной профессии. У нас нет спортивного зала, нет возможности тягать штанги, бегать, прыгать, сдавать нормативы. Но подвижность телу нужна всё равно. Поэтому театральное занятие включает пластические упражнения. И задачи здесь более увлекательные, чем на ОФП. Работать с телом, работать в пространстве, работать с собой, с соседом - партнерство.
И ещё есть разговорные занятия, направленные на развитие общения. Они развивают понимание того, с кем ты разговариваешь, тренируют способность внятно донести мысли, которые кружатся у тебя в голове огромным пчелиным роем. Театральное занятие помогает нам научиться слушать друг друга. Наверно, это самое важное, потому что мы орем громко, дружно, много, и, как правило, не по делу, а в большинстве случаев даже не дослушав вопрос. В обычной школе ты лучше помолчишь, чем скажешь. А наши дети точно скажут, поэтому нам непросто ходить на экскурсии в государственные музеи. И для нас важно не затыкая детям рот, научить их слушать и слышать, формулировать вопросы и высказывать свои суждения.
Когда в один день соединены уроки по творчеству, то есть, например, отдельный урок по речи, но дети очень не любят эти занятия речевые. Не было за 10 лет практики ни одного ребенка, который бы пришел и сказал, что ему так нравится «речь». Но мы показываем, как это важно, когда ты можешь хорошо и красиво разговаривать.
В театральный день мы стараемся делать какой-то продукт, чтобы это был не спектакль, а проект. Это работа без готового драматического текста, без какой-то детской сказки, которая лежит в основе. Мы, как правило, придумываем историю сами. Каждый ребенок придумывает свое, и мы пытаемся из этого что-то соорудить. Наша задача – через совместное творчество вдумчиво поговорить и с ребятами, и с родителями о том, как происходит развитие детей, как меняется отношение к товарищу, соседу, маме, папе и к самому себе. И это можно показать только через совместную творческую проектную работу, потому что если мы возьмем какое-то произведение, то придется ломать материал. А ещё нам не хватит актерских навыков. Мы не театральная школа, а общеобразовательная, поэтому нам театральные практики нужны только как вспомогательный элемент для социализации. Наша форма - это не спектакль. Это театральный проект. Это наше высказывание, обращённое зрителю. Мы же хотим показать родителям, что мы целый год здесь вытворяли. Хорошо, если это будет привязано к теме, которую мы весь год обсуждали. Например, весь год про Средневековье говорим. И нами будет сделано всё: и декорации, и костюмы, видеопроекции, мультфильмы нарисованные. Если была проблема, мы ее видим, зафиксировали в отчетах, что именно надо подкорректировать и чем помочь. И если получается движение в сторону решения проблемы, то это очень здорово.
В одной из наших школ есть и театральная студия. Она работает в сотрудничестве с большой общеобразовательной школой. Практически половина детей ходят в большую школу заниматься театром. Всегда видно, что это дети из большой школы, а это - из нашей маленькой. Их всегда видно, никогда не ошибешься. Как мне сказала одна из театральных педагогов: «Какие же живые неиспуганные у Ваших детей глаза». В театральной студии есть занятия, есть репетиционный процесс, выпуск спектаклей. Если у детей появляется интерес к театру, то они имеют возможность приближаться к актерской деятельности. Но поскольку это не нужно всем, и не все этого хотят, то в школе остается только та часть театральных занятий, которая нужна нам для общеобразовательного процесса.
Елена Калиничева: А каковы Ваши основные формы работы?
Анна Елисеева: Уроки. Поскольку мы вправе делать, как нам нравится, то можно делать сдвоенные уроки, тогда больше времени на предмет. Можно перемешивать занятие творческое и занятие математикой, например, технические какие-то предметы. Мы это может регулировать в зависимости от ситуации в классе, от особенностей различных детей. Если видно, что детям очень тяжело сидеть, то математику, русский и литературу, которые в обычной школе стоят подряд, надо разбавлять. Мы можем добавить какое-то музыкальное занятие, обсуждение проекта. И вообще проектная деятельность в таких школах это самое классное, что может быть. Тут мы вольны делать все, что угодно, как детям хочется, и исходя из их ритма. Конечно, у нас тоже есть дети, которые всё очень быстро делают и соображают, и подгоняют педагогов. И стало понятно, что ничего лучше, чем театральные занятия и обращение к книжечкам по театральной педагогике, нет для отстраивания комфортного для всех ритма. Может быть, это не совсем театральная педагогика, но тот инструментарий, который она предлагает. Там точно заложен способ общения, способ завязки занятия, и способ его развития. Это очень помогает наладить контакт с коллективом очень разных детей.
Елена Калиничева: И как влияет театральная работа на успехи в учёбе?
Анна Елисеева: Когда в учебный процесс ввели «театральные уроки», то оказалось, что это влияет на весь процесс обучения не косвенно, как мы первоначально предполагали, а очень гармонично и целостно, и в этом есть большой смысл.
Частная школа часто встречается с проблемой, что дети доучиваются до 9-го класса, а потом их определяют либо в колледж, либо обратно в общеобразовательную школу, потому что родители начинают пугаться, что дети не сдадут экзаменов. Это всегда плохо, потому что в тот момент, когда мы, педагоги, начинаем ощущать плоды своих трудов, видим осмысленных детей, нами воспитанных, с которыми можно серьезно разговаривать, их забирают, чтобы они «как ни будь дожили» в обычной школе. Ни одного положительного случая дальнейшего развития этих детей как личностей ярких мы, к сожалению, не видели.
Самый активный период обучения детей в частной школе -5-8 классы (от 10 до 14 лет). Предмет «театр» или «театральный день» - это, прежде всего, для детей средней школы. В начальной школе тоже есть похожие предметы, но там они больше развиваюшие, нежели образовательные, и меньше связанны с процессом обучения по общеобразовательным предметам. А в средней школе это связанные вещи. И если мы занимаемся по Истории каким-то периодом, например, Средневековьем, то соответственно эта тема перетянется и в другие предметы. Например, задачи по математике будут сложены тоже про что-нибудь средневековое (сколько нужно кирпичей для строительства замка, к примеру). Не важно же, в цифровую задачу ты подставишь Петю, Машу с яблоками, или Петра и Марью, которые делают что-то такое средневековое, или, например, ведьму, которая замешивала в котлах в таком-то процентном соотношении ингредиенты. Это намного интереснее, чем простой процент считать.
И тогда на предмете «театр» будет разговор о средневековом театре, на предмете «творчество» (потому что мы не смогли найти никакого другого слова для предмета, который включает в себя рисование, лепка, арт-терапия и разговоры за жизнь) мы творим себя и из себя и лепим горгулий, химер. Мы можем также делать какие-нибудь гадальные карты, расширяя немножечко свои ощущения от средневековой жизни, как мы ее себе представляем. И так мы постепенно узнаём и проживаем на собственном опыте, как это всё на самом деле было. Мы же не знаем точно, как это было, но мы можем пофантазировать в точных «предлагаемых обстоятельствах».
К нам периодически приходит психолог. Она делает тесты на мотивацию к обучению. Понятно, что на начальном этапе девочкам, которым нравится петь и танцевать и очень нравится рисовать, совсем не нравится математика. И важно понять, что потом происходит, если уроки искусства пронизывают собою другие предметы. Становится ли девочке-певунье лучше на математике? И что помогает ей лучше усваивать материал? Как правило, в процессе тестирования выясняется, что помогает как раз театральное занятие. В контексте театральных практик математика оказывается не такой страшной. Оказывается, это вообще-то неважно, что ты когда-то чего-то не знал или не мог. Это не повод в себе сомневаться, а повод что-то посмотреть, может быть, спросить, попросить помощи. А до того, как появился опыт театральных проб и импровизаций, было очень страшно попросить помощи. Но вот когда мы на театральном занятии поговорили, поделали какие-то упражнения, как обратиться к человеку, которого ты не знаешь, или которого ты боишься, то отпустило, полегчало. И вот оказывается, что напрямую связаны театральные упражнения на коммуникацию и результат предметного обучения…
Мы всё равно привязаны к результату, как бы нам ни хотелось быть независимыми от каких-либо других школ и вообще государственной системы.
Этого мы всё равно не можем сделать: но хотели бы очень, но не получается. И в качестве результата, среза знаний, всё равно есть оценка. Мы от неё убегаем в своей внутренней практике, но всё равно нам приходится к ней обращаться во время аттестаций. И вот когда оценка появляется, результат становится особенно очевиден. Причем этот результат формируется за очень короткое время.
В сентябре, когда новые дети приходят в школу, им совсем тяжело с техническими предметами, или, наоборот, с гуманитарными, и нет интереса к учебе. Когда мы думаем, почему ребенок не учится, не делает чего-то, не нужно стесняться дать себе ответ - да не хочет он. Просто скучно и всё, а значит, настроения нет. Настроения нет всё время. И вот если что-то появляется, что цепляет, задевает, не то чтобы сразу становилось интересно учиться, а становится легче.
Все дети в таких школах очень разные. То есть вообще все дети разные. Но некоторые соглашаются становиться «как большинство», а те, кто к нам попадают, не умеют на это соглашаться. Это тоже нужно учитывать, и всегда в работе понимать, что это не ровный класс, в который ты пришел в обычную школу, где никогда ты не узнаешь на самом деле, у кого какие проблемы. Если не будешь этим специально заниматься, то не поймёшь, кто из какой семьи, есть папа или мама, есть ли бабушки и дедушки, нет ли никого. А так ведь часто бывает, что, например, только бабушка ребёнком и занимается. А поскольку в маленьких частных школах есть возможность про каждого ребенка узнать подробнее, то нельзя конечно ею пренебрегать. Классы в частных школах создаются не по нормативу, а по количеству пришедших заявок. Бывает, что 6-ой класс большой, и его даже надо делить на две группы по 10 человек. 20 человек – это для нас большой класс, огромный. Мы не можем обеспечить точную личностную настройку тонкого часового механизма, если детей слишком много. А бывает, что в класс набирается 7 человек или даже 4 человека. И конечно странно, если педагог в такой школе не прорабатывает индивидуальную образовательную траекторию для каждого ребенка с начала до конца, докапываясь до каждой проблемы.
Чем прекрасны театральные занятия в такой ситуации? Ребенок сам открывает для себя ту проблему, которую он не выдаст даже психологу. Он открывает её для себя, и она становится видна педагогу. При этом в повседневном общении ребёнок может улыбаться и говорить, что у него теперь всё классно и отлично. Что он любит новую школу, и рад что здесь учится. Он может рассказывать, что «вот раньше я был в школе, где меня били и обижали, оскорбляли», а теперь всё иначе. Но это не означает, что у него всё отлично, и вот сейчас начнется его прекрасная жизнь. Прекрасная жизнь его так просто не начинается. И проблемы, которые казались там проблемами, остаются, но приобретают ту или иную новую форму. Но у нас появляется возможность более подробно позаниматься этой проблемой, начать двигаться по пути её разрешения. И «театр» или день «творчества», это пространство, где мы говорим про себя и про отношение к миру. Когда-то мы должны говорить с детьми, и этого очень не хватает в обычной школе. В школе, в школьном сообществе, у ребенка возникают проблемы, которые ставят перед ним вопросы по отношению к себе, к своему внутреннему состоянию, к миру вокруг. Они должны быть вербализированы в любом случае. Они должны быть озвучены кому-то: не папе и не маме, - кому-то стороннему они должны быть высказаны. И на театральном занятии это обычно легче, наименее травматично для ребенка, потому что все эти вопросы и сомнения высказываются косвенно, во время занятий с каким-то материалом. И каждый театральный педагог знает, как не допустить вторжения в личные запретные зоны ребёнка, но при этом получить нужный результат. И тогда уже, получив этот результат по проблеме, которую мы даже предположить не могли, но которая вылезла в какой-то совершенно простой игре, в каком-то совершенно простом театральном тренинге, мы можем начинать с ней работать. Также аккуратно, косвенно, через творчество.
Если мы получаем срез этих проблем, то соответственно у нас появляется возможность говорить об этом с педагогами, которые к театру отношения не имеют. Биолог, математик, другие учителя узнают от нас о том, какие проблемы выявились, и тогда уже каждый учитель может скорректировать свою работу с детьми.
Елена Калиничева: Что Вы имеете в виду, когда говорите про тонкие настройки детей?
Анна Елисеева: Из практики видно, что пока культуры перехода в частные школы у нас нет. Очень небольшой процент родителей приводит детей в маленькие образовательные формирования со словами: «Мы не можем обучаться в общеобразовательной школе, мы теряем ребенка как личность, мы теряем себя как личность, мы вообще всё уже теряем и очень волнуемся. И качество образования нас не устраивает». Это вот прямо 2% из всех. И никогда нам не говорят, что что-то не так в семье, что что-то не так с самим ребёнком. А в процессе выясняется, что мы пришли в эту школу, потому что мы не можем учиться и не хотим. А в инклюзивную школу родители боятся переводить ребёнка, потому что их это как-то унижает, и поэтому они не говорят о поставленных диагнозах. Это не какие-то ужасные диагнозы, когда, действительно, нужно домашнее образование или более сложные формы реабилитации. Как правило, это либо легкое расстройство аутического спектра, либо это сложный момент восприятия материала: совсем плохо держит внимание, или есть повышенная подвижность, и ребенок не может сидеть более трех минут. Ничего страшного в этом нет. Таким образом получается, что класс собран из неординарных личностей, которые друг с другом коммуницируют крайне затруднительно. Не то, чтобы каждый сидел в своем углу - они создают какие-то общества. Но проблемы там возникают самые-самые обыкновенные, самые-самые всем родителям и учителям известные. Бывают сложные истории, когда вроде как «оранжерейные» дети, с каждым из которых носятся, и в театр играют, и прекрасные сказки сочиняют, и прекрасные рисунки делают, устраивают настоящую дедовщину и травлю. Приходит новый человек, и вот мы же уже здесь продвинутые такие, « мы многое можем, а ты пришел, Петя, и ничего не знаешь, и вообще какой-то ты не наш!» И происходят совершенно удивительные методы разборки с этим человеком.
Каждый такой ребенок, втянутый в подобную ситуацию, нуждается в точечной личностной работе. Не может быть одного рецепта для всех. Мы не можем говорить, что весь класс нуждается в чем-то, весь класс нуждается в смене педагога или всему классу нужен театр, или всему классу не нужен театр. Это очень-очень личные и ситуативные вещи. Тем собственно и интересно.
Елена Калиничева. Вы можете резюмировать основные мысли нашей беседы?
Анна Елисеева: Всем детям театральные уроки нужны для умения почувствовать самих себя. Если этим специально не позаниматься, ты это, скорее всего, не возьмешь самостоятельно. У тебя может быть талант, ты можешь что-то делать интуитивно, но не у всех. А необходимо это каждому. От того, как ты ощущаешь себя в разных пространствах: в пространстве города, в пространстве метро, в пространстве учебного класса, в пространстве своей собственной комнаты, - зависит твое отношение с окружающими. И вот это самая социализация, она происходит не извне, а изнутри.
Твой взгляд, твое умение меняться, умение поворачивать ситуацию как цилиндр и видеть в ней объём и разные стороны – вот что развивает театр. Человек один, а проблему он может увидеть по-разному, как ты будешь сам смотреть, такой проблема и будет. И этому научит только театр. Никакой другой предмет, никакая книжка этому не может научить. Через театр можно научиться ценить и уважать в других людях способность отзываться на ситуации, которые предлагает жизнь. То есть главный предмет искусства – это мы. Я всегда стараюсь детям объяснить, что искусство – это ты. Ты так удивительно создан, что ты можешь творить не только поделки, не только человечка из шишечек, а творить ты можешь свою реальность. Вот как ты ее сотворишь, так и будешь жить.
