А у меня, благодаря ответам ребят, в голове текст окончательно достроился в готовую драматическую основу.
Осталось только воплотить.
Итак, наша структура приобрела форму трёх глав:
ГЛАВА ПЕРВАЯ: «ПОЧЕМУ ТЕАТР?»:
«
Мне было интересно общаться с людьми. А потом в средней школе это стало моей отдушиной. У меня были проблемы с одноклассниками, сверстниками. А в театр я приходил и становился собой. И получал наслаждение». «Театр был большим спасением. Это был способ куда-то девать неуёмную энергию». «Её всегда было слишком много». «И до сих пор это так». ГЛАВА ВТОРАЯ: «ТЕАТР И ДРУГАЯ ЖИЗНЬ»:
«Были большие и серьёзные сложности в реальном мире. Сейчас они уже ушли. Были большие тёрки с собой и много с чем. В школе у людей вокруг меня не было необходимости в том, что они делают. У учителей не было необходимости. То есть, если я сидел на уроке, то я думал: «А зачем мы здесь, если плохо учителю и плохо ученикам?» Все сидят и терпят. Очень странно». «А театр… Это был вот такой какой-то островок осознанности. Глубины. Осмысленности. Размеренности. Не какой-то бешеной гонки среди кучи бреда, из которой ты не знаешь, как вывернуться, вырваться из этого бешеного замкнутого круга». ГЛАВА ТРЕТЬЯ: «ТЕАТР И Я»
«Оказывается, для того, чтобы быть в театре и играть на сцене, ты должен снять абсолютно все маски. Ты должен не надеть какие-то маски, а наоборот – снять их. И то, что я видела потом в жизни - что люди на самом деле привыкли носить роли, маски, а театр – место, где ты был настоящий. Вот ты всё это снимал с себя, приходил туда, и вот это проживал». «Театр как раз научил любить жизнь. Там люди, которые любят жизнь». Почему так? Не знаю. Наверное, на меня сильно подействовал пересматриваемый мной в то время Ларс фон Триер, который в своих фильмах часто прибегает к оглавлениям… Но мы оставили это так.
К задачам: найти тему, создать драматическую линию, найти художественное решение, поставить острый, провокационный перформанс прибавились и другие, не менее важные, – личные:
- продумать для каждого из ребят свой собственный путь развития в перформансе (личностный и художественный);
- отыскать индивидуальные манки возбуждения психофизического аппарата;
- запретить самому себе «показ» для актёров, а пользоваться только найденными манками;
- создание театра в «пустом пространстве» – минимализм в использовании художественного сопровождения действия (реквизит, декорации, костюмы, свет, музыка и т.д.);
- создание атмосферы при минимуме художественных вспомогателей;
- создать для актёров пространство свободной импровизации в общей структуре перформанса.
Текст между ребятами разбрасывался мной, исходя из их личных качеств, из их органики (к счастью, мне довелось к тому моменту с ними хорошо познакомиться).
В следующую встречу мы с ребятами читали главу «Атмосфера как способ репетирования» из книги М. Чехова «О технике актёра», после которой я снова задавал им вопросы, относительно прочитанного. Тогда же пошли в тренинг, где ребята искали атмосферу каждой из глав.
В последующие репетиции мы уже прикоснулись к тексту.
Основным способом взаимодействия с текстом мы выбрали игру: игра со своим телом – «вылепить себя из глиняного кома»; игра с партнёром – «запустить импульс в определённую часть тела/отжить запущенный импульс/увернуться от импульса и запустить свой»; игра с предметами – «балансировать на стуле, стоящем на двух ножках» и т.д.
Наверное, стоит немного объяснить:
1. Почему игры? Потому что в интервью выпускники студий говорили о своих переживаниях, когда они были детьми. Потому что говорим мы о театре. И, конечно, совсем не потому что Михаил Буткевич для меня – один из любимейших театральных деятелей, а его книга «К игровому театру» - одна из самых любимых книг.
2. Почему много игр с телом? Потому что тело знает больше, чем мы. Потому что тело не умеет врать. И совсем-совсем не потому, что Ежи Гротовский оказал на меня огромное влияние.
3. Зачем и как подбирались игры? Например, игра с балансом на стуле: в этот момент актёр говорил текст об ощущениях внутри, находясь на сцене, о поиске пути здесь и сейчас. Это можно было бы, наверное, назвать иллюстрацией ощущений, но нельзя.
Каждая глава нашего перформанса предварялась зачином – импровизационно-атмосферной игрой на заданную тему. Условий было несколько:
1. Использовать пространство как партнёра.
2. Использовать своё тело (голос в том числе).
3. Использовать как можно меньше реквизита.
4. Не повторяться.
За 10 минут ребята успевали обсудить правила игры, атмосферу и познакомиться с пространством, чтобы начать зачин.
Надо заметить, каждую репетицию ребятам приходилось вновь создавать зачины здесь и сейчас на те же темы-главы. И каждый раз это было открытием – открытием и для самих ребят в области собственных способностей, во взаимодействии друг с другом и с пространством. А для меня главным открытием стало то, что вопрос «Почему театр?» и главы «Театр и другая жизнь» и «Театр и я» - бездонны. Конечно, я предполагал подобное, но когда раз за разом наблюдаешь людей, которые всё глубже, ярче, разнообразнее и безответственней вскрывают уже не единожды обговоренные, прочувствованные темы, то это удивляет.
Показ перформанса проходил в филиале МГПУ на «Цветном бульваре». Пространство было изучено мной заранее, но к нему мы в наших поисках особенно не привязывались. Примерно за час до начала нас пустил и в аудиторию, где ребятам предстояло играть. Сначала мы просто прошли по тексту с перестановками и переходами – пристроились к площадке, затем вышли в разогревающий тренинг, в который одновременно я ввёл и изучение пространства: потрогать, продышать, послушать и т.д.
И за 10-15 минут до начала я оставил ребят обсудить правила игры по трём главам.
И началось. Все зачины моих перформеров я смотрел вместе со зрителем с особенным интересом, не успевая следить за пространством вокруг, т.к., как я уже писал, это было снова открытие за открытием.
А вот на основных частях перформанса мне удавалось посмотреть за зрителем, тем более, что в одном месте мы с ребятами сделали намеренно «неудобную» сцену – маркер: в общем, в пространстве, где игрался перформанс, был небольшой помост, некий подиум (это, по-моему, был конференц-зал), и у нас был момент, когда ребята играли с руками на полу, а зрительный зал, кстати, был размещён без подъёма вверх – голова в голову. Так вот эту самую сцену «на полу» мы спустили с помоста. Зачем? Очень уж нам хотелось проверить внимание зрителей, т.к., чтобы увидеть действие, пришлось бы непременно привставать. Здесь-то я особенно пригляделся к зрителю, который, в основе своей, на нашу провокацию отреагировал самым приятным для нас образом: скрип отодвигающихся стульев, мешающих встать, не заставил себя ждать.
Сейчас я считаю, что тогда, в тот момент на конференции памяти Л. А. Сулержицкого, перформанс состоялся, ребята справились и открыли для себя что-то важное и нужное. И я очень надеюсь, что и им и мне удастся сохранить то найденное и ценное.
В заключение я хотел бы добавить только, что, подходя к любому тексту, для меня важно найти к нему те самые
вопросы, ответы на которые, быть может, и не будут найдены, но в попытке ответить, наверняка что-нибудь да откроется...
