Уличные спектакли стали уже довольно популярным жанром, но в то же время очень многие, даже жители крупных городов до сих пор воспринимают их как некую загадочную экстравагантную экзотику. В вашем городе как раз сейчас происходит знаменитый ландшафтный фестиваль "Тайны горы Крестовой". Расскажите, пожалуйста, о нем поподробнее.

Основная часть фестиваля уже закончена, осталось ещё три спектакля, но мы все ещё в полях и почти не спим. Это очень трудоёмкая работа, которая всегда становится для нашего коллектива встряской, проверкой наших возможностей, которая помогает нам сплотиться ещё больше и имеет смысл. Это нравится зрителям, это эксперимент и для нас, и для приглашенных актеров. Но это тяжело. Фестивалю в этом году 10 лет. И каждый год, кто-нибудь обязательно говорит «а давайте на этот раз не будем все это затевать», но с приближением лета и мы, и люди, которым это интересно: творцы, критики, различные сообщества и, конечно, зрители, которые, несмотря на сложный период, у нас в этом году есть, начинают собираться и готовиться. В прошлом году мы переносили фестиваль 4 раза, но все-таки в августе он состоялся. В этом году тоже было много сомнений: как это мы будем встречать зрителей в масках и с санитайзером, требовать у них паспорта, прививки и ПЦР-тесты на входе? Но зрители не дрогнули, оказались способными на многое ради нашего фестиваля и, несмотря на множество сложностей, приехали к нам, за что мы бесконечно им признательны.

А что привлекает зрителей на ваш фестиваль?

Необычность формата. Происходящее существует где-то на стыке между театром, кино и путешествием.

«Закат на горе Крестовой» - что это: самостоятельное традиционное событие в театральной жизни города Губахи или часть ландшафтного фестиваля?

«Закат на Крестовой» - это, прежде всего, закат: окружающие леса, поля, птицы, отсутствие четвертой стены и задника (его заменяет закат), которые каждый раз дарят нам новые ощущения. Это, чаще всего, открытие, а иногда закрытие ландшафтного фестиваля, самое массовое его событие. Эта идея родилась, главным образом, потому что в контрастном свете заходящего солнца все выглядит необычным и очень красивым.

Для обсуждения спектаклей основной программы фестиваля приезжают критики, мы работаем на разных ландшафтных площадках. Каждый из участников определяет сам, как это будет выглядеть: «бродилки», перемещение от сцены к сцене по разным локациям, или цельное полотно на одной площадке.

А вы помогаете им встроиться в пейзажи?

Для каждого спектакля мы каждый раз ищем индивидуально пространственную идею, интересную, сумасшедшую, которую невозможно воспроизвести и повторить в другом месте и при других обстоятельствах. С каждым коллективом мы очень много работаем, предлагаем им множество фото и видеоматериалов. Они нам доверяют, и это правильно. Они присылают нам свои видеозаписи, и мы подбираем для них подходящие локации.

Каждый год — это новые истории и новые маршруты?

На фестивале обычно играется только один спектакль в день. Событие имеет свое начало и свой финал. Зрители не получают никаких маршрутных листов. Но следуют строго и жёстко по пути, намеченному и очерченному актерами. Каждый год — это разные спектакли.

В этом году спектаклей было пять. Например, мелиховские «Выстрелы и поцелуи» по чеховской «Чайке» на нашем Широковском водохранилище в окружении реальных чаек и волн. В новом парке возле театра происходила читка пьесы Артура Соломонова «Как мы хоронили Иосифа Виссарионовича». Этот парк называется «Сердце Пармы». После киносъемок, происходивших в окрестностях Губахи, там поселились статуи идолов, «старинная» ладья и ещё несколько других любопытных объектов. И основное действие читки происходило в этой ладье и вокруг нее. Лодка, стоящая на земле и никуда не движущаяся, в которой все время что-то происходит, стала символом эскиза.

Ландшафтные спектакли, конечно же, очень интересны и детям, и взрослым. И многие молодые наши зрители говорят нам, что именно посещение спектакля на открытом воздухе стало для них первым увлекательным опытом знакомства с театром. И только потом уже они пришли к нам в зрительный зал. Главное -зацепить!

Со спектаклями, поставленными в традиционном сценическом пространстве «на стационаре» немного сложнее. Зачастую поначалу коллективы, приезжающие на наши фестивали, очень сопротивляются при переносе спектакля в принципиально другие ландшафтные условия. С каждым театром возникает отдельная новая история, но, когда нам все-таки удается вписать их спектакль в ландшафт, они сами получают множество новых незабываемых впечатлений, новый опыт, много творческой радости.

То есть для них это – не очередные просветительские гастроли в отсталую скучную провинцию, а настоящее творческое приключение?

Да, и я думаю, что в результате их спектакли приобретают что-то новое, более подробное и точное. Во всяком случае, об этом часто говорят и пишут критики.

Критики только пишут или происходят обсуждения, ещё какие-то формы работы?

Тут возможна масса вариантов. Могут быть профессиональные обсуждения с актерами, или обсуждения читок и эскизов со зрителями, как это было в случае с пьесой Артура Соломонова. Что чувствовали актеры, что чувствовали зрители, насколько это совпадает с драматургом? И сейчас мы думаем, как от эскиза мы придем к созданию полноценного спектакля.

Артур Соломонов не только драматург, но и критик, мы с ним однокурсники по театроведческому факультету ГИТИСа, интересно было бы послушать, что там у вас на обсуждении вышло.

Он, прежде всего, очень открытый и общительный человек. И в данном случае он был очень удовлетворен эскизом. К тому же Артур приехал к нам, со своим сыном Эмилем, молодым актером, который живёт и работает в Берлине. Эмиль принял участие в нашей читке и сказал, что в следующий раз он готов поучаствовать в какой-нибудь из наших затей и без папы.

Как правило, те, кто к нам приезжает однажды, включаются в нашу орбиту и продолжают творческое сотрудничество. Так, например, Пермский театр «Балет Евгения Панфилова» работает с нами уже в четвертый раз. И каждый раз их показы впечатляют. А участники губахинских танцевальных детских и молодежных коллективов каждый раз получают от них интересные профессиональные беседы и мастер-классы.

Случались ли в Вашей работе такие моменты, которые запомнились, как самые значимые и прекрасные?

Прекрасные моменты случаются постоянно, но, когда находишься постоянно в работе, они воспринимаются как некий калейдоскоп, даже не всегда получается понять, что из этого уже закончилось, что продолжается, а что ещё только будет. Не хватает времени, чтобы сделать паузу и осознать их, хотя такие паузы очень нужны.

Пожалуй, один из любимых мной ландшафтных проектов – это спектакль «Ромео и Джульетта», который очень хочется возобновить. Была идея устроить фестиваль разных «Ромео и Джульетт» в нашем Каменном городе. Эту идею пока не удалось реализовать, но она все ещё живёт.

Другой, очень любимый нами ландшафтный спектакль «Прогулки по набережной. Катерина» по пьесе А. Островского «Гроза». Это период, когда мы собираемся вместе с нашими выпускниками и друзьями театра. Два года мы не играли, но в этом году смогли собраться все участники, а это 51 человек, и мы вновь сыграли этот спектакль. У многих за это время уже народились новые дети, и теперь они приезжают целыми семьями, а старшие подросли и стали нашими помощниками – это наше третье театральное поколение. Я сама вырастила троих детей и понимаю, насколько сложно совместить это с театром. А для наших выпускников и артистов трое детей — это норма. Более 10 наших театральных семей имеют по трое детей, а у Лабутиных их уже даже четверо. И меня очень трогает, когда мы собираем их вместе. И дети тоже включаются в театральный процесс.

С ландшафтным фестивалем связано много интересных и важных историй. Когда мы готовились к первому маленькому юбилею – 5-летию фестиваля, родилась идея пригласить к участию в проекте «Закат на Крестовой» театр Алексея Рыбникова с легендарной рок-оперой «Юнона и Авось». Пришлось столкнуться с решением многих вопросов. В самый канун Нового 2016 года мне удалось лично встретиться с Алексеем Львовичем, а чуть позже с режиссером спектакля Александром Рыхловым для того, чтобы рассказать о нашем фестивале, пригласить и убедить, чтобы его театр принял участие в нашем проекте. На это пришлось потратить немало усилий. У них было очень сложное отношение к этому, было непонимание, зачем им нужно ехать в далёкую дыру, зачем нужно идти навстречу маленькому коллективу. Родственники Андрея Вознесенского, которые живут сейчас в США, тоже, наверное, не поняли, почему они получили за это «номинальные три рубля». Многие сейчас привыкли работать исключительно ради гонораров. Я полтора часа провела у Алексея Львовича в офисе, подробно рассказывала о нашем проекте, он меня долго и внимательно слушал, и на прощанье подарил свою книгу «Коридор для слонов», в которой я нашла много для себя полезного. А летом 2016 года в рамках нашего фестиваля все желающие все-таки смогли увидеть легендарную оперу «Юнона и Авось». Вечером на горе Крестовой артисты, занятые в спектакле, увидели около 14 000 собравшихся зрителей с поднятыми к ним головами, глядящими на них и подпевающими всем известные произведения с включенными фонариками. В этот момент с ними произошло что-то, подобное катарсису. Это была очень красивая история, наполненная эмоциями и счастливыми моментами драгоценных встреч.

Годом ранее такой же завораживающей и наполненной глубокими смыслами историей на нашей горе Крестовой оказались «Алые паруса» в исполнении труппы Пермского академического Театра-Театра.

А в прошлом году театр оперы и балета из Уфы привез к нам премьеру балета Николая Попова «О чем молчат камни». Он удивительно совпал с нашим ландшафтом.

Самая невероятная история произошла с тем же пермским Театром-Театром, который привез к нам свою версию мюзикла «JESUS CHRIST SUPERSTAR» с живым оркестром, с живым дирижером – Татьяной Виноградовой и режиссером – Борисом Мильграмом. Во время спектакля пошел сильный дождь, который продолжался все два часа. В антракте возникло предложение остановить спектакль, но, к счастью, этого не произошло. Для зрителей и для самих артистов это стало мощнейшим испытанием и переживанием. Позже говорили, что для этого спектакля в этом месте дождь был обязательно нужен. Гора плакала, как и зритель.

То лето, вообще, выдалось дождливым, и это было своеобразным вызовом и испытанием для приехавших к нам коллективов. Стало традицией готовить два варианта спектакля: на случай дождя и на случай его отсутствия. Шутили, что будет обидно, если во время их спектакля дождя не будет, и они будут лишены возможности пройти такое испытание.

Правильно ли я понимаю, что ваш город стал центром театрального туризма?

Да, конечно. В нашем городе не наберётся 14000 тысяч зрителей. А столько зрителей у нас собирается. К нам приезжают со всех концов страны, а до пандемии и со всего мира. И многие заранее бронируют билеты и номера в гостинице. Или приезжают на машинах заранее. Бывает, что мы приходим готовиться к спектаклю, а в непосредственной близости от его локации уже стоят палатки с будущими зрителями.

Поэтому сейчас организовать всё это очень нелегко, в том числе физически. Обычно у нас зрители стоят во время действия, как на стадионе. Но сейчас Роспотребнадзор требует от нас, чтобы для каждого зрителя было определённое место для его стульчика, и была бы дистанционная разметка. А делать все это приходится нашим актерам, потому что они занимаются организацией фестиваля. К нам присоединились волонтеры, друзья и родственники, родственники друзей. И то, что фестиваль состоялся – это огромное счастье.

Получается так, что ваше фестивальное движение выходит за пределы вашего маленького города, становится важным событием для многих?

Да, сейчас это событие регионального уровня. Третий год подряд к нам на открытие приезжает губернатор. Причем, это уже не один и тот человек. Поддерживают нас, как могут. Этим летом наш фестиваль чуть ли единственный в регионе, который не отменился из-за пандемии. Но мы, конечно, старательно исполняем все предписанные требования. Также нас поддерживает министерство культуры, город, спонсоры, да и мы сами очень много вкладываем в это дело.

Надо сказать, что благодаря активной театральной жизни и работе зимнего горнолыжного курорта в городе развивается инфраструктура: строятся гостиницы, открываются новые кафе. Не только наши гости, но и мы сами видим и осознаем, как постепенно меняется наш город. Говорят, что Губаха этим летом – почти что пермские Канны. Особенно это важно сейчас, когда из-за пандемии стало гораздо сложнее путешествовать по миру. Еда у нас вкусная и гораздо дешевле, чем в Москве. И вместе с тем радушие и несуетность небольшого города неизменно вдохновляет наших гостей. Нам помогают, чем могут, но и нам, в свою очередь, благодарны все, кто здесь побывал.

Как же так получилось, что в небольшом индустриальном городе театр стал не только центром культурного и творческого притяжения, но и влияет на развитие городской инфраструктуры?

Все началось с нашего детского театра. В 1996 году, когда я сюда приехала, здесь была одна я и одна группа детской театральной студии «Диалог». Потом пять детских театральных групп, потом девять, потом со мной остались повзрослевшие выпускники, которые не захотели разъезжаться: 14 прекрасных педагогов и 220 детей. У нас даже было свое небольшое здание, которое являлось филиалом Дома Детского и Юношеского Творчества. Сейчас там находится Губахинский городской историко-краеведческий «Музей КУБа».

Но, как водится, каждые десять-пятнадцать лет что-то кардинально меняется. И иначе, наверное, не может быть. Мы видели, что у нас уже есть педагоги и есть выпускники, которым некуда выплеснуться, появляются новые воспитанники, которые играют роли детей во «взрослых» спектаклях. Выпускники начали поступать в театральные ВУЗы, некоторые из них после учебы возвращались обратно. И мы поняли, что хотим развивать свое дело дальше.

Сначала был детский «Диалог», через 14 лет возникла молодёжная студия-театр «Доминанта». Мы поняли, что нам необходим собственный банковский счёт. Мы уже были театральной труппой, у которой накопился опыт не только создания спектаклей, но и их проката. Детский театр оставался при ДЮЦе. Но всегда, видимо, неизбежны какие-то бури, отсутствие взаимопонимания, моменты, когда кто-нибудь кому-нибудь не нравится. В 2009 году поменялся директор центра творчества, и вдруг выяснилось, что спектакли делать с детьми почему-то не нужно. Нужны 9 образовательных групп, у которых будут одно-два занятия в неделю по два часа. И этого вполне достаточно. А что можно успеть сделать с детьми за два часа в неделю, если не делать и не играть спектакли? Очень немногое. Тогда смысл занятий вообще теряется. В-общем, мы не нашли общего языка и, может быть, это к лучшему, потому что сейчас у нас сложилась совершенно свободная ситуация и для нас, и для детей, и для родителей. Произошел «обратный» процесс: сначала нас породил Детский театр, а теперь мы приняли Детский театр в свои недра и нежно его лелеем и храним.

Дети находятся в центре всех наших событий. Родители тоже имеют возможность подключаться. Наши родители – это огромная армия, способная свернуть горы. И их помощь очень важна. Работы в театре очень много, и, если ты даже ведущий артист, тебе приходится сколачивать стулья, красить «скалы» и делать ещё множество разных вещей. Мы все дружим одинаково. У нас здесь сразу слетает всяческая звёздность. Приглашенные режиссеры, которые к нам приезжают, поначалу все такие важные, с большим удивлением наблюдают, как мы здесь постоянно что-нибудь делаем, а под конец, глядишь, тоже всем помогают, что-то куда-то тяжелое сами тащат. Говорю им: «Да бросьте Вы это». А они: «Мы не можем, мы здесь – одна команда».

И детский театр очень многое даёт. Для меня это главное. Детский театр питает взрослый. Потому что свежие кадры со стороны крайне редко к нам приезжают и удерживаются. Такой человек должен принять нашу веру, включиться в нашу сумасшедшую игру, а это не всегда получается. И трудно найти, где он будет жить, потому что у театра нет своего общежития. Так что в основном труппу пополняют наши бывшие выпускники, которые продолжают где-то учиться дальше, а потом возвращаются или учатся заочно. И практически все наши выпускники готовы с нами сотрудничать, помогать нам, давать мастер-классы, преподавать. В нашем театре всего 11 постоянных взрослых артистов и ещё один художник в придачу, который постоянно что-то мастерит своими руками. А в последней нашей премьере, например, занято 17 человек. Так что все, кто работает где-то ещё, подключаются по мере сил и возможностей, продолжают участвовать в нашей жизни.

Я правильно понимаю, что сейчас количество детей, активно включенных в жизнь вашего театра, стало меньше, и теперь это относительно небольшая группа по сравнению с детским студийным движением прошлых лет? И существование этой группы внутри театра важно, прежде всего, для самого театра?

Да. Ведь это и будущие кадры, и будущие зрители, и будущие помощники. Они участвуют в спектаклях нашего театра, но у них есть и свои отдельные постановки, детские и молодежные. У нас несколько детских групп, с которыми ведут занятия взрослые артисты театра, занятые в основном репертуаре. Почти все занимаются этим бесплатно в свое свободное от спектаклей и репетиций время. В количественном отношении нам сейчас сложно расширяться. У нас недостаточно помещений, подходящих для этого - постоянно приходится выкраивать место и время. Мы понимаем, что сейчас, к сожалению, большее количество мы не потянем. Но зато у нас на вахте лежит книжка, в которую родители записывают детей, желающих заниматься в студии. Это очередь на три года вперёд. И когда мы после очередного выпуска набираем новую группу, мы честно всех обзваниваем - всю эту большую очередь.

Но получается так, что ваша театральная жизнь все больше движется в сторону взрослости. А какие перспективы Вам видятся относительно театра, где играют дети? В том числе в ваших мечтах о создании театрального центра? Если бы сложились идеальные условия для его возникновения, каким бы он был преимущественно, взрослым или детским?

Скорее, взрослым. Но дети всегда с нами, они всегда «в нашем чреве». Старшая группа, в которой занимаются ребята 16–18 лет, участвует во всех наших затеях, они практически наши равноправные партнёры. Ощущение студийности в любом случае остаётся.

Нам всегда во время спектакля нужны свет, звук, другой персонал. Все это мы делаем для наших детей, когда они маленькие, а когда они подрастают, они все это делают для нас. И право выбора у них всегда есть. Когда они заканчивают восьмой-девятый класс, приходит время погружения в серьезную театральную работу. Может быть так, что на следующий год половина группы не возвращается в студию. Они могут остаться нашими друзьями и помощниками, участвовать в отдельных проектах, но служение театру – очень серьезное и жесткое дело, которому не каждый готов посвятить свою жизнь. Они уже не малышечки, и понимают, что, если тебя часто берут во взрослый спектакль, это к чему-то обязывает.

А ещё у нас для них есть много конкурсов, например, конкурс чтецов. И это индивидуальная работа наших актеров с каждым из них, от самых маленьких до самых взрослых, а на дни рождения театра мы обязательно устраиваем капустники. И на капустниках очень видно, как меняются дети от года к году, от группы к группе. Ну, и родители тоже это видят и стремятся себя творчески проявить.

Наверное, когда театр был только детским, у нас было больше детских программ. Но нам уже не хватало педагогов. И мы почувствовали некую планку, которая нам мешает, не даёт осуществиться нашему размаху. Мы не можем постоянно только учить детей, нужно самим постоянно учиться творить, видеть и слышать то интересное и прекрасное, что делают другие.

Конечно, всегда полезно и приятно иметь бумажку с печатью о том, что ты в чем-то поучаствовал, чему-то научился, чего-то достиг, что, скажем, твой спектакль – лучший. Но главное не это. Главное – осознавать свой путь, видеть, слышать, понимать, образовываться. И я думаю, что детскому театру как таковому, существовавшему на базе образовательного учреждения подобного ДЮЦу, это в данный момент было не по силам, он пока не может привлечь к себе достаточное количество специалистов высокого уровня. Хотя очень многое в этом вопросе зависит от руководителя образовательного учреждения от его отношения. Есть, хорошие примеры, но в целом, уровень таких учреждений гораздо слабее. И честно говоря, мне сейчас не хотелось бы возвращаться на эту стезю. Нам предлагают стать Школой искусств или вернуться в Центр Детского Творчества, но я всячески оттягиваю рассмотрение этого вопроса. Потому что там у нас самих не останется времени на творчество, и нас задавит бюрократическая машина. А в театре всегда присутствует некий внутренний ценз: умение чувствовать отличие театра от нетеатра. И это само по себе помогает. На нашей театральной территории мы сами имеем возможность постоянно учиться, участвовать в лабораториях, продолжать общение с нашими выпускниками, вкладываться друг в друга. Настоящее образование – это то, что происходит непрерывно, а не какими-то блоками, и в нашем театре это возможно.

То есть Вы настаиваете на том, что театральный педагог, прежде всего, должен быть творцом?

Да, иначе у него перекрыт горизонт, и он может не увидеть, чему учить.

Давайте теперь остановимся подробнее на ваших выпускниках. Как взаимодействуют с вами ваши ученики, которые уезжают из города?

Выпускник театра Кирилл Зайцев – ныне артист МХАТа им. Горького. Друг Кирилла - Тимур Дружков, который стал и нашим другом тоже и активно работает с нами. Теперь они участвуют почти во всех наших проектах: «Прогулки по набережной. Катерина» по пьесе А. Островского «Гроза», «Провинциалки» по пьесам И. Тургенева «Провинциалка» и «Вечер в Сорренте», «Сказы горных мастеров» по мотивам сказов П. Бажова и многих других.

Стас Мотырев – один из ведущих артистов театра Романа Виктюка. В этом году Стас привозил к нам на фестиваль свой моноспектакль «Властитель сумеречных бабочек» по пьесе Ж. Кокто «Человеческий голос», который поставила режиссер и художник Таня Стрельбицкая, очень интересный и неординарный человек, художник в руководитель театра «Мастерская Тани Стрельбицкой».

Ринат Кияков после окончания Пермского института культуры и Петербургской академии поставил у нас «Сказы горных мастеров». Марина Калецкая (Иванова) из московского театра «Практика» с радостью участвует в наших проекта. Многие ребята работают в Перми и продолжают с нами сотрудничать.

Олеся Лабутина много лет была актрисой нашего театра. Сейчас она живёт в Екатеринбурге и работает библиотекарем в школе, но всерьез продолжает заниматься театром в этой школе, и не забывает нас и наши проекты.

Алсу Юсупова живет в Москве и очень активно занимается там педагогической деятельностью, а у нас поставила уже 2 спектакля по книге Руне Белсвика о Простодурсене.

Во время пандемии мы собрались вместе в сети и сделали виртуальную читку «Завтра была война», в которой участвовало много разных городов параллельно: Москва, Петербург, Екатеринбург, Пермь… Много-много окошечек, в каждом из которых родные лица.

Есть и такие, кто выбрал другую профессию, но не исключил себя из общего процесса. Доигрывают репертуарные спектакли, в которых были заняты, выручают, когда мы просим, и помогают ещё по-другому. Компания, в которой работал наш выпускник, два года была спонсором нашего фестиваля.

А те, кто остался в вашем городе?

И такие есть. Но, поскольку нашем городе нет высших учебных заведений, когда ребята заканчивают школу, как правило, уезжают учиться дальше. И если это какая-нибудь удачная профессия, то они, конечно, стараются зацепиться где-нибудь в Москве или Петербурге. У нас есть такая Женя Разумцева в Екатеринбурге, на время фестиваля она приезжает к нам в качестве куратора и также выполняет другую работу. Ваня Четвертков – программист, все ещё из Петербурга ведет наш сайт дистанционно. Оля Безматерных, учитель английского языка в Калининграде, тоже к нам приезжает в качестве куратора, когда на фестивале присутствуют команды, не говорящие по-русски. Она с ними общается по-английски и по-французски.

А есть кто-то, кто уехал учиться, но вернулся, чтобы быть поближе к театру?

Есть Вова Камынин, он занимался у нас в детской студии, учился в Пермском Политехе. Он отличный музыкант и участвует в этом качестве во многих наших проектах. Он и его гитара всегда с нами. Правда, он сейчас вырастает в большого начальника, он умница и талант, и ему все сложнее выкраивать время, но все-таки он нас не бросает. Помогает с музыкальным оборудованием и в других вопросах.

Татьяна Мальцева после окончания Пермского института культуры уже много лет работает помощником художественного руководителя в нашем театре.

Вообще, много кто возвращается, но часто получается так, что если нет вакантного места в театре, то разумнее уехать.

Что вас больше вдохновляет, работа с детьми или репертуарный театр, что придает сил в этой нелегкой работе?

То, что мы нашли ощущение равновесия между одним и другим. Детским театром, я думаю, должны заниматься только профессионалы, которые четко понимают, куда, почему и зачем они движутся по этому пути вместе с ребенком, которые, прежде всего, понимают, что для ребенка это путь развития, а не просто креативно проведенное время. Здесь нужен педагог, который может поговорить об этом и с родителями. Мы обязательно собираем родителей в начале и конце сезона, отмечаем вместе с ними дни рождения театра. И в процессе этих встреч мы этот путь находим.

В маленьких городах особенно важно, чтобы театр профессиональный, если он есть, и театральные занятия с детьми были взаимосвязаны. Это даёт ощущение корней, которого так здесь не хватает. И сейчас нашим опытом начали интересоваться другие театры. Прежде всего, театр должен иметь на это право. У нас это право прописано в уставе театра и подтверждено множеством других документов. Мы сами для себя создаём актерские кадры. Сейчас ведь нет распределения. Молодой актер поедет работать в маленький город по собственному желанию, если только там происходит что-то очень интересное, это уже нашумевшая история, и есть возможность хорошей зарплаты и проживания. Мы, конечно, шумим, по мере возможностей и множество молодых режиссеров, драматургов и даже актеров закидывает нас своими заявками. У нас их целые пачки, и мы каждую рассматриваем. Но с актерами у нас возникают определенные сложности. У нас сложился определенный, органичный для нас уклад, который вновь прибывший человек должен понять, принять, поверить в него. Театр – это очень жёсткая структура и суровый путь.

Недавно к нам приезжала молодая актриса и через два месяца мы с ней расстались, и не потому, что мы друг другу не понравились, а просто всем стало понятно, что мы не совпали. И я всячески призываю всех желающих примкнуть к нам для работы на постоянной основе, сначала попробовать себя, подышать с нами одним воздухом, принять участие в каком-нибудь нашем проекте или поработать на фестивале.

И сотрудничество с режиссерами – это тоже далеко не всегда простое дело, далеко не всегда интересный и своеобразный, в принципе, режиссер может сделать то, что приживется в одном конкретном театре. Например, я как-то предложила Дамиру Салимзянову, которого я обожаю, что-нибудь интересное сделать с нами, но он ответил: «Извини, но я не знаю, что можно сделать с вашими артистами», т. к. труппа небольшая и не всегда может разложиться по ролям какой-либо пьесы.

Словом, все это довольно сложно. В маленьких театрах маленькая труппа и приглашенному режиссеру не из чего выбирать. Например, не хватает возрастных актеров. Это не значит, что их нет, они есть, но нет выбора: если тебе нужен возрастной актер, тебе придется работать конкретно только с вот этим, потому что другого нет. Можно, конечно, приглашать артистов на постановку, но это тоже нелегко. Есть немало энтузиастов, готовых иногда приезжать и играть даже бесплатно, но в этом случае нужно найти способ хотя бы оплатить им дорогу, потому что денег у энтузиастов на это часто нет, они не могут быть спонсорами.

В прошлом году Театр Наций проводил у нас режиссерскую лабораторию, с нами работал режиссер Казанского ТЮЗа Родион Букаев. Мне было жутко интересно: он предложил в качестве основы для эскиза огромный словарь с картинками о том, как погибла цивилизация Урала с его заводами. Не про шахты, но эмоционально во многом очень близкая ситуация и новая, необычная форма работы. И мы решили попробовать, ведь эскиз нас ни к чему не обязывает. Но в глубине души я очень волновалась, что из этого выйдет. Ведь наш театр принимает далеко не всех. Но тут получилось. И критики приняли, и эксперты, и руководитель лаборатории Олег Лоевский позитивно высказался.

У этой лаборатории существует такая традиция голосования как у древних греков: ставятся две баночки и в них кидаются жетоны: за и против. Эскиз спектакля буквально вскрыл наш город, задел за что-то очень важное и наболевшее. Мы написали заявку, выиграли грант, предложили режиссёру сделать ландшафтный спектакль. Режиссёр немного засомневался, но в результате всё получилось так, как хотелось и там, где хотелось.

На прощанье мы с ним обменялись взаимными любезностями, он отметил, что не всегда артисты готовы к работе, которую режиссер предлагает, а наши артисты готовы. И я думаю, что в будущем мы обязательно продолжим с ним сотрудничество.

Помимо внутренней театральной жизни у нас ещё достаточно большая внешняя образовательная среда, которой мы тоже активно занимаемся. У нас несколько образовательных программ для детей разного возраста.

То есть в работе над созданием городской образовательной среды ваши студийцы тоже вам помогают?

Да, и особенно, конечно, подростки. Они уже обучены, воспитаны, сцементированы общим театральным делом, они повсюду с нами вместе.

Расскажите, пожалуйста, поподробнее о внешних программах?

Прежде всего, это – «бродилки» по театру, экскурсии. Ещё мы берём разнообразные театральные термины и темы и работаем над ними вместе: и афишу верстаем вместе, и обсуждаем, что такое оркестр, разбираемся вместе в разных тонкостях театрального дела. Это довольно большая программа для детских садов и начальной школы, которая знакомит малышей с тем, что такое театр, что он из себя представляет.

Неподалеку от города есть такой интернат, где дети с самыми сложными диагнозами - практически безвыездно живут до восемнадцати лет. Мы у них «дедморозим», и каждый год для них что-нибудь готовим в соответствии с их особенностями и потребностями. Поначалу было сложно разобраться в том, что это такое, что им нужно, что доступно, чего они от нас хотят. Но постепенно мы в этом разобрались и делаем специально для них программы, которые им нравятся и которых они от нас очень ждут.

Это именно образовательные программы, а не спектакли? Или это события, в которых они могут принимать творческое участие?

Ну, поскольку мы ландшафтники, то чаще всего это прогулки. Иногда мы делаем для них спектакли.

Есть спектакли, а есть программы. Когда мы не имели возможности к ним заходить из-за пандемии, мы снимали с ними кино на улице «Как самовар Деда Мороза чаем поил». Это такая сказка-бродилка. Они и зрители и актеры, гуляли с нами, наблюдали за репетициями. Все показывали свои маленькие самостоятельные кусочки, а потом присоединялись к другим зрителям: вот здесь я – актер, а здесь зритель.

Вы гуляли на их территории или они приезжали к вам?

На их территории, с соблюдением всех предосторожностей. Они все очень нежные и трепетные. Малыши часто просятся к нам на ручки, чтобы их покачали или просто приобняли. А в этом году из-за пандемии были запрещены любые тактильные контакты. И это была очень сложная для нас ситуация. Нужно было придумать, как теперь с ними играть. Мы сшили для них много реквизита, они все время держали что-то в руках, постоянно с этим работали, и это исключало прикосновения к нам с их стороны.

И мизансцены выстраивали так, что они все время должны были нас обходить, повторяя за нами наши движения. Приходилось продумывать каждое слово, чтобы они все поняли сразу, и не сделали что-нибудь не так. У себя в зале мы долго продумывали эту «бродилку», и большая часть времени ушла на техническое оснащение: как встать, как повернуться, как просигналить, что сказать. И это самая сложная для нас территория, которая требует, прежде всего, не актерского перевоплощения, а театральной организации, режиссуры пространства. Но все получилось.

Для обычных детей мы тоже делаем уличные программы и зимой, и летом. И это к нам привлекает зрителей.

И «театральные» дети тоже принимают участие в этих проектах?

Только подростки. А с детьми помладше мы в мае сделали итоговую«бродилку» для родителей по нашему театру. Думаем, что она может происходить и для всех зрителей, войти в репертуар. И в свое время придет час для этой программы.

В феврале мы были на фестивале детских и юношеских спектаклей в Красноярске, возили спектакль по пьесе Марии Малухиной «Церковь Пресвятого Макчикена», и там, в связи с нашим показом, возникло много разговоров. Мы потом долго шутили по этому поводу с педагогами. Когда речь заходит о том, что в спектаклях играют дети и подростки, то они почему-то должны преимущественно играть на материале Пушкина, Гоголя, и т. д. Самое свежее – это Брэдбери. А современные авторы, как считается, ничему хорошему не могут детей научить. И там, на фестивале, даже поднялась небольшая буря и со стороны взрослых, и со стороны детей, тем более что это довольно жёсткая пьеса: «Как вы можете такое брать и играть с детьми и для детей, как такое возможно вообще?» А ведь эта пьеса была написана специально для подростков. И работать над спектаклем им было интересно. Все участники спектакля решили сделать этюды на тему: как изобразить на сцене интернет. Это вошло в спектакль. Персонажи этой пьесы много общаются между собой по телефону и через интернет. И им не захотелось использовать интернет в спектакле напрямую, они создали на сцене буквальный визуальный образ всемирной паутины, из ниточек, проводочков, колокольчиков, всякой ерунды. Получилась такая альтернативная система связи, и это очень впечатляет, и довольно занятно.

А внутренний смысл спектакля мы определили так: чем подростки хотят быть похожими на взрослых, а чем отличаться. У нас этот спектакль очень любят и подростки, и взрослые. И дневные, и вечерние спектакли всегда собирают полный зал.

С этим спектаклем была интересная история. Нам позвонил папа мальчика, который посмотрел спектакль и долго рассказывал об этом родителям с таким восторгом, что папе тоже стало интересно посмотреть. Папа попросил нас играть спектакль и в вечернее время, чтобы взрослые тоже имели возможность его видеть.

Мы вообще много разговариваем о спектаклях со зрителями, взрослыми, детьми и подростками. Они пишут нам письма, сочинения, мы потом все это обязательно разбираем. Нам самим важны эти разговоры и отклики, чтобы понять, что меняется в спектакле со временем или в отношении к нему, можно ли в нем что-то изменить.

В основном, конечно, это касается «бэбиков», потому что это сравнительно новое направление: важно понимать, что они там понимают и чувствуют, что не понимают, что им особенно нравится, что это для них меняет. Они нам все это рисуют. Мы не оставляем спектакль после премьеры на самотёк, а ведём своеобразную отчётность всей его дальнейшей жизни. После обсуждения собираются пачки детских рисунков, в спектакле что-то меняется, иногда добавляются новые персонажи.

В январе, как и очень многие театры, мы обычно делаем серию читок с обсуждением для подростков. У нас этим занимается молодой режиссер Дмитрий Огородников. Потом мы на основе этих встреч выясняем, насколько тот или иной материал заинтересовал зрителей, каких именно и чем. Это позволяет понять, стоит ли нам продолжать работу над созданием полноценного спектакля, будет ли он востребован, какова его адресность. Из всех эскизов мы выбираем один, который потом станет спектаклем. Ведь мы хотим, чтобы не только нам было интересно, но и билеты бы хорошо продавались. Ведь у нас тоже есть свое муниципальное задание и определенные финансовые обязательства. У нас же репертуарный театр.

В маленьком театре нужно как можно чаще ставить что-то новое, чтобы зрители продолжали постоянно ходить в театр? Сколько времени спектакли держатся в репертуаре?

Удачные спектакли, в среднем, держатся пять лет. Так что, я думаю, у нас вполне себе нормальный ритм существования. Это хороший показатель даже для большого театра в большом городе. В основном это все наши детские спектакли. Например, спектакль «Сказы горных мастеров» по сказам Бажова. Его поставил наш бывший воспитанник, который продолжил учебу у А. Праудина, Ринат Кияков. И в качестве режиссера ему поначалу было нелегко работать. И всем нам было сложно с определением жанра: сказы – это все же не сказки, а что-то другое, более конкретное и приближенное к действительности. И наши зрители, маленькие и взрослые, очень любят этот спектакль.

Бэби–спектакли, вообще, можно играть до бесконечности. Так что мы существуем в нормальном для репертуарного театра ритме.

Но появляются все новые идеи, о которых мы услышали где-то на фестивалях. Все интересное для нас, происходящее на территории России, мы обязательно перерабатываем. Когда была возможность работать в школах, мы работали в школах. Была такая идея петербургского режиссёра Бориса Павловича, когда они в рамках проекта БДТ «Эпоха Просвещения» делали в окраинных школах города спектакли по «Герою нашего времени» Лермонтова, чтобы артисты оказались в школьной среде, а классика пришла в детское пространство. А мы, опираясь на эту идею, сделали у себя «Капитанскую дочку». Конечно, мы попросили у них на это разрешение и советовались в процессе работы.

В декабре, если позволит пандемия, и, если мы выиграем проект, у нас будет происходить ещё один фестиваль, «Камский», где будут показаны спектакли, созданные в рамках федерального проекта театров малых городов. В этом году наша очередь принимать гостей. И мы надеемся там продолжить работу в школьных локациях.

В рамках этой программы мы работаем над «Доктором Живаго» Бориса Пастернака, чье имя связано с нашими краями. Как раз недалеко от Губахи во Всеволодо-Вильве он жил в один из сложных периодов своей жизни, укрываясь от невзгод. В рамках фестиваля состоится режиссерская лаборатория, во время которой молодые режиссеры будут работать с молодыми актерами муниципальных театров.

В продолжение идеи хотелось бы, чтобы локациями для этих работ стали школы, с их нетипичными для театра, интересными для экспериментального театра пространствами. В этом отношении мы пошли дальше. И, если лаборатория происходит в школе, приглашаем школьников на открытые репетиции с последующим обсуждением в качестве своеобразных уроков литературы. Мы с ними некоторые театральные термины проясняем, а потом обсуждаем, где и как то, о чем говорит и думает герой, отличается от того, о чем говорит и думает автор. Иногда получаются очень жаркие и интересные дебаты, иногда по времени перетекающие за рамки урока и превышающие его в два раза.

Случается ли, что ребята, приходящие на такие творческие уроки, предлагают идеи, которые помогают в воплощении будущих спектаклей лаборатории?

Да, в истории с «Капитанской дочкой» ребята очень помогли нам с масштабным решением сцены с императрицей, попытались представить на ее месте самых разнообразных политиков, получилось очень интересно. И мы хотим продолжать в том же духе. Единственное препятствие в том, что со школьниками в школах из-за пандемии сейчас взаимодействовать нельзя, и мы переключились на культурные учреждения: музей, музыкальную школу и, возможно, библиотеку.

Но в отличие от «Героя нашего времени» и «Капитанской дочки», «Доктор Живаго» - более масштабное по объему произведение, не опасаетесь ли Вы, что это окажется очень сложным для школьников?

Ну, в первую очередь, с этим материалом работают взрослые в режиссерских лабораториях, и если эти работы получатся интересными, то школьники откликнутся, не останутся равнодушными. Мы очень надеемся, что именно так и произойдет.

«Доминанта» - единственная форма существования театральной жизни в Губахе или у вас в городе есть творческие соседи и коллеги?

Раньше был ещё коллектив ДК, но сейчас мы, видимо так разрослись, что остались одни, и нам иногда одиноко. Но рядом есть ещё муниципальные театры нашего края, с которым мы дружим, вместе посещаем театральные лаборатории, приезжаем друг к другу в гости.

А соседние города не хотят с вами объединиться на этой почве и вложиться?

В 2012 году нам удалось осуществить прекрасную «Ромео и Джульетту» в Каменном городе. Это в финале Крестовой горы у нас есть замечательный ландшафтный памятник природы: практически реальные каменные, скальные улочки, ими начинается наша Крестовая гора, а заканчивается в соседнем административном центре Гремячинске. Улицы и площади Вероны практически материализовались на этом маршруте. И мы там играли «Ромео и Джульетту» два года подряд по нескольку дней. Там удивительно красиво. Раньше этими местами занимались биологи, геологи, там много интересного в этом отношении: пять или шесть видов мха, занесенного в Красную книгу. Они, изучая все это, долгое время там сохраняли красоту, чистоту и покой. Летом устраивали экспедиции, в том числе и для детей.

Интернет, с одной стороны – великое дело, но с другой стороны, стоит в сеть выложить любопытные фотографии, какую-то информацию, и тут же в интересные места устремляются толпы диких туристов, которые вырезают что-то на скалах, вытаптывают мох. Их там выгружают просто автобусами. И это огромная боль. Поэтому сейчас особенно важно, чтобы места, интересные в природном или историческом плане включали в себя культурную составляющую, которая способна выполнить сберегающую миссию и соблюдение хоть какого-нибудь порядка, лучше сторожей и охранников. Мы с театром неделями на газелях вывозили оттуда мусор, объявляли всяческие акции для того, чтобы в этом месте стало возможным сыграть спектакль. К счастью, нашелся предприниматель, который помог построить там мостки и сделал ещё несколько благих дел. Но глобально включиться в благоустройство у него не получилось, именно потому, что это памятник природы и Министерство природных ресурсов. Она считается местом общего пользования, и чтобы на этой территории обосноваться постоянно, придется платить огромные налоги и огромную аренду государству. В какой-то момент, когда мы играли там спектакли, кто-то даже пожаловался на нас в прокуратуру, как на возможную причину вандализма в этих местах. А там очень многие, кроме нас ходят, и доказать, что это не ты занимаешься вандализмом, а как раз наоборот, очень непросто. Конечно, мы с этим недоразумением разобрались, но неприятный осадок остался.

А кто у вас является инициатором воплощения в жизнь новых идей? Например, кто принимал решение о том, что спектакль, подготовленный для особых детей из интерната, может стать репертуарным спектаклем в формате бэби- театра?

У нас есть такая форма работы как усилие коллективного разума. Мы садимся все вместе и начинаем мозговой штурм. Кто-то где-то что-то читал, кто-то куда-то ездил, кому-то в голову пришла интересная мысль – мы все это вместе обговариваем, прокручиваем, раскручиваем и, если из этого вырисовывается внятная и интересная идея, то обязательно среди нас находится тот, кому хочется ее развить и заняться ее воплощением. Недавно таким образом был реализован совместный с Губахинским городским историко-краеведческим музеем «КУБ» документальный проект, связанный со старыми улицами города, где традиционно жили шахтеры. Были собраны подлинные документы и истории из жизни людей этой профессии, многих из которых уже нет в живых или нет в городе. Также музеем были организованы экскурсии по улицам, в которых рассказывается, где были шахты, что там происходило, что было вокруг, что было в домах, как жили люди. Актёры и воспитанники театра оживляли историю из жизни двора. У нас четыре локации на этом экскурсионном маршруте. И сейчас эта шахтерская идея продолжает развиваться. Благодаря поддержке Фонда Михаила Прохорова будет рожден спектакль-вербатим «КУБ». История из жизни трёх шахтерских городов, где эта отрасль промышленности постепенно уходит в прошлое, перестает быть градообразующей идеей. Но здесь до сих пор люди поют одни и те же песни, понимают друг друга с полуслова, все знают, каких опасностей следует остерегаться в шахтах, как лучше одеваться, почему у мужчин–шахтеров всегда круги под глазами – это угольная пыль, которая не отмывается. Все знают, какой праздник на земле главный, как его праздновать, какие тосты произносить за столом, о чем мечтают все шахтерские дети. Это же династии в нескольких поколениях. Поэтому, когда шахты начали закрываться, это стало большой травмой для жителей. Все сразу растерялись и не очень понимали, кто они такие. Одно дело поменять по необходимости профессию и место работы, а совсем другое – традиционный семейный и общественный уклад, который складывался очень много лет, который, как и угольная пыль не торопится покидать человека.

Сейчас основным градообразующим предприятием нашего города является химический завод. Губаха теперь - город-химик, в связи с этим тоже возникает много сложностей, но завод продолжает работать и, по возможности, помогает нам, поддерживает наши творческие идеи. И, конечно, его сотрудники пополняют ряды наших зрителей. Таких предприятий в нашей стране всего два, одно из которых – в нашем городе. Человек, возглавляющий совет директоров, является членом нашего попечительского совета и членом оргкомитета фестиваля, всегда идёт нам навстречу. Здесь все включены в этот масштабный фестивальный процесс организации безопасности, поиска транспорта и т. д. Это, конечно, огромная машина. И поскольку мы теперь город-химик с шахтерским прошлым, все эти истории прошлого продолжают быть значимыми и интересными, важно сохранять память о них. В основном, этим, конечно, занимается музей, а мы ему помогаем, но мы очень надеемся, что к зиме будет осуществлен наш проект в этом направлении уже в театре: мы в музее нашли множество интересных материалов, которыми хочется поделиться, и многие из них не только про уголь, там есть прекраснейшие истории про любовь, например.

А история про город-призрак с разрушающимся замком тоже из этой серии?

Это, прежде всего, история экологической катастрофы. Мы там играем «Черного монаха» и «Апокалипсис. После.», истории, связанные с разрушением и не только. Этот городочек вырос из шахтерского поселка-спутника. Люди жили там, а работали в шахтах или на «Коксохимическом заводе». Когда я сюда приехала по распределению в 1986 году из Томска, там не было деревьев, там не было травы, там ничего не росло – кругом одна угольная пыль. У губахинской писательницы Нины Бойко, есть об этом роман «Куда вы, облака?», который стал основой для нашего спектакля в 2017 году. Там была такая ужасная экология, что «воздух даже выжигал людям лёгкие», так это было описано в книге. Я отлично, помню, как все это выглядело: горы и поля вокруг были лысыми, в округе ничего не росло. А место, когда-то для строительства этого поселка было выбрано прекрасное: место для чудесной благоустроенной жизни. Оттуда открывались изумительной красоты виды. ДК на горе на 300 мест был не только внешне красив, но и прекрасно оборудован, там была вращающаяся сцена, вся необходимая для творчества аппаратура и помещения. Вскоре после войны пленные немцы обустроили там полностью несколько очень живописных улочек с брусчаткой. Они до сих пор сохранились. В 1953 году, незадолго до своей смерти, Сталин принял решение всех оттуда выселить и построить город рядом. Там до сих пор иногда можно обнаружить забытую на окне вазу со старинными новогодними игрушками, брошенными при переезде.

Когда я приехала в Губаху в 1986 году из сравнительно голодного тогда Томска, здесь была роскошная по тогдашним меркам жизнь, сравнимая по комфорту и обеспечению с московской. В местных универмагах было все, что можно было найти в Москве. Здесь, например, свободно можно было купить детское питание в баночках, которое мы почти не видели в Томске, а если и видели, то за ними выстраивались огромные очереди. Зарплаты у людей были высокими, шахтеры жили хорошо, дома у них были комфортабельными.

Приехала я сюда вслед за мужем. Его, как молодого специалиста, выпускника Политеха, отправили сюда как раз на Коксохимический завод, строить очистительную батарею, улучшать экологическую ситуацию. И надо сказать батарею хорошо построили. Экология нормализовалась. Здесь сейчас повсюду зелёная трава и растет огромная земляника. Но природа, восстанавливаясь, отбирает свое, разрушает цивилизацию, ну и люди что-то доломали и растащили. Город за это время разрушился. Дикие туристы прозвали его городом-призраком. Здесь сохраняется очень загадочная и привлекательная атмосфера. Особенно весной там такая тишина и красота. Улочки, дома, деревья, выглядывающие из окошек. И там уже традиционно располагается штаб нашего фестиваля.

То есть театр возвращает городу-призраку жизнь, и он потихоньку превращается в фестивальный городок?

Да. «Черный монах», которого мы там поставили, даже попал в лонг-лист «Золотой маски». Вообще, Губаха – это ещё и киношное место: «Чук и Гек» снимался в окрестностях Губахи, сериал «Территория», вторая серия фильма «Последний богатырь», «Сердце Пармы». И много чего ещё. И наши жители стали тоже частью этого процесса: они часто идут в массовку. И можно сказать, что это уже хорошо обученная массовка. Эти съёмочные группы, часто работают на найденных и освоенных нами ландшафтных площадках. А мы, в свою очередь, стараемся подбирать и использовать в своих театральных делах то, что остаётся после киносъемок.

То есть у вас тут получается что-то вроде своеобразного Дисней-парка или Голливуда?

Ну, да. И люди очень любят там гулять. Эти кинокомпании уже даже нам звонят перед отъездом и сами предлагают что-то забрать и пристроить. Но все мы пристроить не можем. Парк возле театра – подходящее для этого место, но всё же он в первую очередь должен оставаться парком.

У нас, конечно, давно существует мечта – создать детское крыло ландшафтного фестиваля, там или в другом месте. Она очень трудноосуществима. Но мы над этим работаем. В 2016 году у нас уже был такой опыт. Мы организовали большую образовательную программу на основе книги Астрид Линдгрен «Рони - дочь разбойника».Нам удалось собрать довольно большую группу. В ней участвовало более шестидесяти человек из детских театров разных городов и наши, уже взрослые, бывшие ученики, выпускники разных профессиональных театральных школ, которые часто приезжают к нам на лето. Они проводили мастер-классы с детьми. Каждая группа подготовила свою часть спектакля. То есть было сразу несколько Ронни и других персонажей. Каждая группа нашла для себя подходящую площадку в пространстве горы Крестовой и обустроилась там. Всего получилось восемь площадок в радиусе полутора километров, а зрители смотрели спектакль, перемещаясь с места на место. Что-то подобное нам хотелось бы повторить ещё.

То есть город призрак со временем может превратиться в культурно-театральный центр?

Мы много об этом говорим. В ближнем зарубежье, например, в Эстонии, такой опыт создания ландшафтных парков сейчас уже широко распространен и пользуется большой популярностью. Там что-то подпирают, что-то реставрируют, местами создают новые площадки. Получаются интереснейшие хорошо оснащенные театральные и образовательные центры со множеством маленьких кафе. Наши места обаятельны, главным образом тем, что сохранили свой ретро-облик. Но многое уже сильно разрушено, а восстанавливать все глобально – очень дорого, гораздо дороже, чем строить заново. Мы пока не можем выйти на тот уровень, где эта идея может быть осуществима качественно и круто. Однако потихоньку в этом направлении что-то происходит.