Роман Феодори: Я думаю, что любовь к литературе нам с братом передалась от мамы. Она учительница начальных классов и очень хороший педагог. Если мама хочет чего-то добиться, то она, как человек талантливый, понимает: самое главное заинтересовать, закинуть удочку и оставить один на один с материалом. Мама ни в коем случае ничего не навязывала. В детстве она нам много читала вслух. У нас была большая серьезная библиотека. Были все книги для детей, которые только можно представить, с разнообразными иллюстрациями. Наверно, их было даже больше, чем взрослых. Я помню, что целый зал большой квартиры был полностью заставлен книжными шкафами. И половина, наверно, было детской литературы, а половина методичек. Мимо этого не пройти. Я помню, что у нас телевизор появился поздно, семья была не очень богатая, а телевизор – это была все-таки роскошь. И я очень рад, что он появился поздно, и мы утопали в книгах, в фантазийных приключениях. Фантазируешь гораздо больше, когда читаешь книги, нежели когда ты смотришь мультфильм. Какой бы ни был замечательный спектакль или фильм, книга гораздо более серьезно будит твое воображение. И это развивает.

Надежда Вонсович (актриса): В России почти полсотни ТЮЗов. Один из них – наш Красноярский театр юного зрителя. Он обычный и в то же время особенный. Про нас говорят, популярный театр в непопулярном месте. Как ни странно это прозвучит, но наш театр можно сравнить с супермаркетом, в котором есть всё, от спичечного коробка до телевизора. В нашем репертуаре такое же многообразие. Мы стремится к тому, чтобы в афише были спектакли для зрителей разного возраста, с разными вкусами и разными интересами. Есть постановки, рассчитанные на массовую аудиторию, и сложные экспериментальные работы. В репертуаре соседствуют документальные спектакли, созданные в технике вербатим, пластические постановки в стиле контемпорари, визуальные спектакли, созданные художником, мюзиклы, спектакли-диспуты и волшебные сказки. Пушкин, Достоевский, Чехов, Шекспир, Андерсен, Киплинг, Бегбедер, Васильев, Пулинович, Сигарев – всё это и многое другое есть в нашем репертуаре. Для нас очень важны спектакли, которые предназначены для семейного просмотра, которые идут, как в утреннее, так и вечернее время: «Алиса», «Снежная королева». У родителей появляется возможность сходить в театр вместе с детьми. Совместный поход даёт повод для семейного обсуждения увиденного.

Роман Феодори: Мне кажется, очень многое определяется именно местом, в котором ты работаешь. Если бы я находился в Москве, где 300 театров, то я мог выработать какую-то единую линию, например, разрабатывать в течение пяти лет документальный театр и все его особенности, или, уйти исключительно в юношеские современные пьесы и вырабатывать какой-то один язык. А здесь, когда в городе только два театра, и 1 млн жителей, ты прекрасно понимаешь, что ты не имеешь никакого права на однообразие. Есть младший школьный возраст, средний, включая подростков, есть юношеский, студенчество, есть тридцатилетние и совсем взрослые люди. Как-то их всех надо объединить, охватить, где-то перемешать, где не надо - не перемешивать. Сегодня зритель хотел бы погрузиться в атмосферу сказки и теплоты, завтра он хочет посмотреть атмосферную комедию, которая отвлечет его от морозов. Потом он захотел поразмыслить о жизни, и значит, мы берем документальный материал и делаем холодный, жесткий спектакль о сегодняшнем дне.

Как только мы поняли, что это должен быть разнообразный театр, мы выбрали для себя установку: может быть все что угодно, но в основе – качественная литература, качественная драматургия, чаще всего классическая. Изначально нужно опираться на что-то сложное, серьезное. И даже если мы делаем какую-то коммерческую постановку, то это, например, должен быть Шекспир «Сон в летнюю ночь». На этом материале попробуем сделать так, чтобы зрителю было интересно.

Анжелика Золотарёва (актриса): На спектакле «Сон. Лето. Ночь.» по комедии Шекспира в зале зрителей ждут пледы и подушечки. В начале спектакля они обыгрывают режиссёрский ход – погружение зрителей в чудесный сон. Публика принимает условия игры, люди кутаются в пледы, удобно усаживаются, или почти укладываются в креслах. Во время антракта зрителям предлагают попробовать себя в качестве актёров и проиграть на сцене некоторые ситуации, которые они только что видели в спектакле. А во время финальных поклонов с подачи артистов в зале разгорается настоящая битва подушками! Подушки летят из зала на сцену, со сцены в зал. В эту весёлую перестрелку с радостью включаются люди разного возраста, пола и статуса – студенты, чиновники, пенсионеры. Спектакль заряжает позитивной энергией, дарит радость и хорошее настроение, погружает в атмосферу праздника.

Обращение к залу, интерактив в спектакле – ход распространённый, но довольно рискованный. Самое ужасное, чем грешат ТЮЗы - приторно-сладкий разговор на банальные темы. В каждом нашем спектакле мы всеми силами стараемся уйти от этого. Как сказал выдающийся Польский педагог Я́нуш Ко́рчак: нет детей, есть люди. Мы разговариваем с людьми здраво и трезво. Может быть, даже жёстко и очень серьёзно.

Примером может служить недавняя премьера – спектакль «Чучело» по повести Владимира Железникова. История о том, как одноклассники затравили «новенькую», ставит очень актуальные для подростков темы. Жанр спектакля – «взрослый эксперимент для подростков». Актёры в начале спектакля предлагают «правила игры». Взрослые артисты объявляют о том, что намерены примерить на себя образы, мысли и чувства обычных школьников, чтобы понять, почему подростки совершают такие странные, безрассудные, а иногда и жестокие поступки. А дети, находящиеся в это время в зале, будут делать то, что делают в этой истории взрослые: будут всё видеть, но ничего не смогут исправить.

А в антракте школьникам предлагают написать записки участникам спектакля, высказать своё мнение, предложить выход из ситуации, в которой оказались герои. Что делать, когда сталкиваешься с унижением, предательством, когда против тебя настроен весь класс? Вот конкретно ТЫ, чтобы сделал в этой ситуации? Записки – способ активного включения зрителей. Нам интересно, что именно они пишут. Но это – не главное. Важно, что подростки думают, рассуждают, делают выводы. Почта «Чучела» всегда полна.

Анна Банасюкевич (театральный критик): Я боюсь спектаклей, да и любых других художественных высказываний про войну, про трагедии, про катастрофы. И, собственно, дело даже не в исторической близости событий – нет, например, ничего страшнее "датских", бравурных или слащаво-щемящих спектаклей о Великой Отечественной. Когда возникает то, всем критикам и театралам знакомое чувство неловкости, когда не знаешь, куда деваться.

Александр Вислов по мотивам романа Ф. Бегбедера «Окна в мир». Я благодарна спектаклю Красноярского ТЮЗа за то, что он не использует мои элементарные психологические механизмы, не предвкушает моих слез, не смакует ужасы. А, главное, не общается со мной с высока, уличая меня в равнодушии. Отстраненная интонация и подчеркнутая театральность, сочиненность истории избавляет от возможности спекулировать.

Когда смотришь на декорацию, еще не наполненную людьми, она похожа на тетрис – соединенные вместе и распадающиеся фигуры, наклонные поверхности. Все эти двигающиеся стены и ширмы, прозрачное, но обеззвучивающее пространство стекло – это все работает на ощущение тупика, ловушки, сжимающегося воздуха, такого стерильного чистилища.

Мне кажется, основная тема - про мнимую защищенность и про то, как хрупка цивилизация.

Важно, что история рассказана от имени конкретного человека, и важно, что он такой – несколько ерничающий, даже фиглярствующий, самоуверенный успешный писатель. Поначалу. Его отношения с темой и разворачивающимся сюжетом выстроены довольно сложно. Но если поначалу, его герои – испуганные или покорные марионетки, то потом возникает их взаимосвязь со своим создателем – история теряет авторство, а Картью и сыновья обретают голоса и право на собственную версию.

Евгения Тропп (театральный критик): Вторая часть спектакля – после холодноватой и рационалистичной первой – работает на освобожденном чувстве, становится эмоциональным выплеском и для актеров, и для зрителей. Артисты, отыгравшие двухчасовой спектакль на большой сцене, оказываются способны еще на сорок минут пребывания в мучительной агонии героев. Ужас во мраке, слабая надежда на спасение, изнуряющий поиск выхода, долгие страдания от удушья, последняя нежность умирающих друг у другу, медленное угасание – все это мы видим в движении, в переплетении множества тел. Таков первый «акт» этой пластической композиции. Во втором, во время мрачного парада масок американской цивилизации, манекенов со страшными улыбками-оскалами, зритель вновь видит героев «Окон в мир» – Картью (Анатолий Кобельков), пытающегося спасти детей, и самих мальчиков – Джерри (Анжелика Золотарева) и Дэвида (Лада Исмагилова). Тела провозят в тачке из супермаркета. Потом тесно лежащие на полу люди медленно, бережно передают эти тела из рук в руки (по очереди подставляя ладони, поднимая над собой), чтобы в конце концов отец прижал их к себе… Через оба пластических акта проходит страстный и трагичный дуэт двух влюбленных (Елена Кайзер и Александр Князь), теряющих надежду, но продолжающих любить.

Спектакль на большой сцене сделан иначе, идет анализ проблемы. Как описать неописуемое? – задается вопросом писатель, он же – герой спектакля Фредерик Бегбедер, и понимает, что его попытка, скорее всего, обречена не неудачу. Как без показа крови, огня, дыма, без натурализма, без душераздирающей музыки и ужасающего видео рассказать о том, что случилось?.. Одна из тем «Окон в мир» – это бессилие литературы и театра («моя книга бесполезна», написано у Бегбедера, «мой спектакль бесполезен», мог бы повторить Феодори), беспомощность искусства перед тем, что произошло с людьми, с человечеством, с каждым человеком после 11 сентября.

Не могу удержаться и не сказать, что одной из самых сильных для меня оказалась сцена, в которой Картью звонит бывшей жене, а ему по очереди в микрофон отвечает сначала одна актриса, потом другая, потом третья и так далее, как будто все женщины мира в этот миг прощаются со своими мужьями и детьми. Далекий, еле слышный нежный женский шепот звучит в пространстве сцены страшнее, чем звучал бы оглушительный вопль.

Постоянно подчеркивая условность, искусственность создаваемого на наших глазах мира, ежеминутно переключая планы, меняя оптику, режиссер пытается создать объемное исследование проблемы, интеллектуальную драму. Актерам необходимо неоднократно «перемещаться» внутрь образа и обратно, становясь частью массовки, пластического хора. Актрисы, играющие мальчиков, должны существовать иногда рядом с ролями, рассказывать о них, сопереживать им, а иногда – внутри ролей, как бы ныряя в глубину персонажа, сливаясь с ним (то же самое можно сказать и об исполнительнице роли официантки Лурдес, Лилии Медведевой). Еще более сложна кардиограмма роли Бегбедера. Вячеслав Ферапонтов играет достаточно неприятного типа, поначалу болтающего с циничной развязностью, грубовато и бесцеремонно обращающегося с персонажами истории, которую он на наших глазах должен рассказать. Его интонация раздражает и удивляет. Не сразу и не все поймут, что это всё напускное, что этой нарочитой циничностью Бегбедер пытается прикрыть свою растерянность, боль, страх и нормальные человеческие чувства вообще. Постепенно, к финалу, герой меняется. Интересно не столько то, каким он предстает в конце – нежным отцом, который готов взять на себя ответственность за жизнь дочки в жестоком мире, но то, как этот персонаж курсирует внутри спектакля. Иногда Бегбедер кривляется и ерничает, иногда он говорит сухо и безэмоционально, иногда он вообще молчит, не в силах выдавить ни слова, и за него, взяв его микрофон, говорят его герои, а однажды он в отчаянии дико воет, а персонажи поднимают его на руках, – тут выстроена прихотливая, но вполне осмысленная линия движения смысла. Смена оптики (важно, от чьего имени ведется рассказ – субъективно или объективно, крупный план – общий план, Бегбедер во Франции – Бегбедер в Америке, персонажи – актеры и так далее) создает, как я уже сказала, объем, нелинейность повествования.

Роман Феодори: Если бы не было Александра Вислова, то не возник бы и этот проект. Он первый загорелся идеей постановки этого романа. Мне очень понравился текст. Но я не очень понимал, каким образом его вообще можно адаптировать к сцене. Сначала мы мыслили, что он будет показан в подвалах, внизу. И там работали. Потом стали заново делать его на основной сцене, оставив подвал и малую сцену только на вторую часть спектакля. И все это огромное время мы очень постепенно с Вячеславом Ферапонтовым, который играет роль Бегбедера, приходили к каким-то очень простым человеческим вещам. В процессе спектакля этот человек приходит к одной очень простой мысли: не обязательно гореть в башнях-близнецах, чтобы понять, насколько тебе дорог твой ребенок, и лучше сказать ему об этом сейчас, пока ничего страшного не произошло. Понятно, что все гораздо сложнее, но мне кажется, этот путь артист проживает каждый раз, и он делает его дорогу чистой, понятной. Когда есть режиссерский, смысловой, узкий, очень направленный коридор – артисту в нем, как это ни парадоксально, гораздо проще существовать, чем, когда он не знает, куда идет и к чему придет. Спектакль, где сложно и страшно об очень простом и человечном.

Мы очень внимательно наблюдаем, что происходит на наших спектаклях со зрителями. Мы точно знаем, сколько людей ушло после первого акта или во время спектакля. Если люди уходят, их в ненавязчивой форме спрашивают, почему так происходит. «Окна в мир» часть людей не принимает, не может физиологически выносить два часа этого страшного умирания. Я бы тоже этот спектакль не стал бы дважды пересматривать. Мне говорила знакомая актриса из театра Додина, что ей хотелось, чтобы всё скорее закончилось, чтобы она уже прибежала к своей дочке и обняла ее. Мы ставили себе именно такую цель. Нужно хотеть, чтобы этот спектакль скорее закончился, чтобы позвонить своим родителям, детям.

Татьяна Тихоновец: «Алиsа» по мотивам сказок Л. Кэрролла. В Красноярском ТЮЗе «Алиsа» поставлена без слов. Здесь на одном дыхании сработала очень талантливая команда. Но автор у спектакля — один. Это художник Даниил Ахмедов. Это его фантазия причудливо соединила вместе персонажей «Алисы в Стране чудес» и «Алисы в Зазеркалье». Это он предпринял художественное и человеческое путешествие в мир Кэрролла, где маленькая девочка Алиса встречается с Алисой выросшей. С Алисой, уже позабывшей, как это бывает, когда ничего не страшно и все хочется попробовать здесь и сейчас, а не после, когда вырастешь. В спектакле сразу же встречаются две Алисы — маленькая, уверенная в себе девочка (Злата Волегова) и юная девушка (Елена Кайзер). Они кажутся совершенно одинаковыми (как не может быть в жизни), только разного роста. Алиса Елены Кайзер напряженно, чуть неуверенно вглядывается в себя маленькую. (В фойе среди инсталляций будет висеть несколько платьев Алисы: крошечных, маленьких, побольше и совсем больших. Туфелек: почти игрушечных, потом чуть больше и для взрослой девушки. От этих вещиц невозможно оторваться. Простое повторение с увеличением размеров рождает какую-то непонятную печаль.)

Маленькая Алиса откроет страницы огромной старинной книги с пожелтевшими страницами: «Alice in Wonderland» — и на подиум хлынут все причудливые персонажи, которых как будто немного испугается Алиса выросшая. Она попытается вернуться в свой детский мир, и вместе с ней это путешествие предпримет автор спектакля. Это его фантазия поведет Алису в кэрролловское Зазеркалье, туда, где полно всяческих чудес, и из сценического мрака возникнут то черно-белые торжественные фигуры, то части бегущего Кролика, и Алиса устремится за ним, а Белый Кролик (Александр Дьяконов) вдруг начнет двоиться. И даже троиться…

И Алиса не устоит, кинется в этот потерянный мир детства, с помощью маленькой Алисы вспоминая, как легко и как просто все давалось. Взрослая Алиса будет летать, как все летали в детстве. Парить над сценой и над залом, рождая детский восторг у зрителей. И, нелепо раскинув ноги, падать на землю. Она попадет в пространство, в котором могут разобраться только физики или художники и дети. Будут множиться двери, и невозможно будет попасть через них куда-то, куда непременно нужно попасть. Алис становится все больше. Одинаковы их движения, их фигуры, их распущенные волосы… И страшно, и волшебно от этих множащихся дверей и Алис. Ничто ни с чем не совпадает. Пространство сужается до невозможного, и Алиса не может проникнуть в него. Или Алиса слишком мала для огромного мира. Ничто и ни с чем…

Герои из Зазеркалья — Траляля (Юрий Суслин) и Труляля (Александр Князь), старинные персонажи английских детских стишков, решены режиссером как клоуны, которые пародийно снижают пафос, связанный с театральными чудесами и высокой поэзией превращений. Здесь вступают в силу законы цирка, Труляля и Траляля чем-то напоминают старых полунинских персонажей своей нечеловечески-смешной, пародирующей японцев речью. Юрий Суслин и Александр Князь работают грациозно, смешно и лирично, повторяя полеты и безумное чаепитие, исчезая и появляясь неожиданно и к месту, как настоящие слуги сцены. Огромные белые шары (уже вполне традиционные после Полунина), летающие над сценой, как маленькие планеты, наполнены волшебными картинами каких-то иных жизней, и немало горечи испытали те, кто не смог прикоснуться к ним и направить движение этих планет.

Инсталляции Василины Харламовой, которые перед спектаклем зрители рассматривали довольно спокойно, в антракте вызвали страшное волнение. Платьица и туфельки Алисы, бесконечный узкий стол, плавно переходящий в стену и заполненный белоснежными чайными парами, на донышках которых можно было разглядеть живущих там самостоятельной жизнью героев, а на фарфоровых ручках чашек — мирно бредущих коров. Или в отдельном павильончике бьющееся на экране сердце Белого Кролика. Длинная красная дорожка, идущая прямо от экрана с Червонной Королевой. Часы, которые, как известно, показывали одно и то же время всегдашнего чаепития в доме доктора Доджсона, навсегда скрывшегося под именем Кэрролла.

Все это сегодня, во времена, когда в редких семьях читают по вечерам «Алису», стало не менее важным, чем сам спектакль, и выполняет и социальную, и познавательную задачи. И дети, и особенно растерявшиеся взрослые почувствовали, что попали в огромный мир, наполненный какими-то странными вещами. Но вещи эти им незнакомы, знаки они не прочитывали.

Маленькая Алиса решительно прошагала в книгу. Если не бояться пафоса, можно сказать — в вечность. Да и все герои исчезли там, в пожелтевших от времени страницах. А взрослая Алиса осталась одна. В каком-то взрослом пальто, в неуютном мире. И — все? И ничего не вернуть? Алиса сидела на помосте и, смеясь и плача, перелистывала брошенную книгу.

Году литературы посвящается!

Роман Феодори: Я не знаю, почему ребенок боится книги. Потому что для меня, например, это действительно просто: книга - это такая дверь в страну Нарнию. Ты открываешь первую страницу и дальше погружаешься в какой-то безумный мир приключений, где очень весело, очень интересно, и страшно, и смешно, и неожиданно. И вот Даниил Ахмедов, сочиняя «Алису», попытался материализовать мысль о том, что, открывая первую страницу книги, точно так же ты открываешь дверь в театр. И сразу появляешься в каком-то новом для тебя мире, который имеет свои законы, своих героев, который готовит тебе постоянные сюрпризы.

Художники попытались сделать так, что, только заходя в театр, ты уже появляешься в этом странном мире. Потом ты приходишь в зал, там тебя ждет продолжение. Когда люди выходят в антракте в фойе с инсталляциями, и они их начинают разглядывать по-новому. А когда они выходят после 2-го акта, эти вещицы становятся им родными, они уже общаются с ними, как со старыми знакомыми. Когда люди приходят на этот спектакль второй раз и ведут с собой какого-нибудь своего друга, одноклассницу, сестру или брата, они начинают их знакомить с этими инсталляциями, как с родными. Они сами становятся проводниками в этом литературно-театральном мире. А если родителями считается замысел, они поймут, что не надо бояться: нужно просто идти в книгу, и оттуда на тебя выльется миллион всевозможных приключений.

Надежда Вонсович: Нас всегда расстраивало, что театры в России —очень закрытые заведения: в театр ты не можешь просто прийти в любое время. Ты попадаешь туда только за час до спектакля, а после тебя сразу просят уйти.

Спектакль — это, пусть и очень важная, но только часть работы театра. Мы хотели, чтобы театр стал местом проведения интеллектуального досуга. Мы мечтали, чтобы двери театра были открыты всегда. Нужно кинокафе. Чтобы постоянно шли черно-белые фильмы, был вкусный недорогой кофе, бесплатный WiFi.

Но кое-что мы уже воплотили в жизнь. В театре появился bookholl. Это наша книжная лавка. Художник Даниил Ахмедов оформил его в стиле винтаж виледж. Очень атмосферное место, попадая в которое ты ощущаешь себя в старинном деревенском домике. Где тебе рады, и где ты хотел бы задержаться. В bookhollе кофе, чай. Так же здесь проводятся многие обсуждения со зрителями после спектаклей.

В bookhollе проходят вечера художественного чтения. Актеры нашего театра читают поэзию и прозу, знакомят зрителей с литературными новинками. Тут есть и театральная литература, которую не купить в городе нигде.

Виктор Буянов (актёр): В октябре этого года у нас прошла акция, которую мы назвали «ТЕАТРАЛЬНЫЙ ВыХОДНОЙ». Такой театральный квест. Школьные классы, компании друзей, родители с детьми — отправились в большое путешествие по театру. В течение четырёх часов в разных уголках ТЮЗа действовали 8 площадок с увлекательными занятиями, мастер-классами, а также экскурсия по театральному закулисью. Гости группами перемещались от одной площадки к другой, где их встречали артисты театра. В кроличьих норках (инсталляциях к спектаклю «Алиsа») актеры читали детям «Страшные сказки» Сергея Седова. В одном зале ребята знакомились с азами актёрского мастерства, в другом — изучали основы ораторского искусства, играли в театральные игры, занимались пластикой и сценическим движением.

У нас был опыт проведения социально-творческих проектов, к участию в которых привлекались подростки, в том числе и с ограниченными возможностями здоровья. Это драматургическая лаборатория «ClassAct» и проект «Человеческий голос».

В одном из интервью наш главный режиссёр сказал: «Мы иногда не понимаем, чем живёт и дышит наш зритель». И тогда мы сделали большую лабораторию, которая называлась "Подросток с правого берега». Это один из наиболее успешных опытов общения и сближения со зрительской аудиторией. Мы собрали сотни часов интервью с трудными подростками, их учителями и родителями. И из этого родился спектакль. Документальные проекты вызывают самый живой отклик публики. Они становятся поводом для прямого диалога между театром и обществом.

Роман Феодори: Всё одно большое направление, которое называется у нас «Театральная педагогика». У нас кроме bookhollа есть несколько пространств, которые мы осваиваем. Например, пространство малой сцены. Там происходят детские мастер-классы. Там артисты делают с детьми маленькие импровизационные спектакли, а родители в это время превращаются в сотрудников театральных мастерских, которые делают билеты, афиши, готовятся к представлению.

Мы делаем такие акции – театр за 10 рублей - для того, чтобы люди, которые имеют трех, четырех, пять детей, могли прийти.

Мне кажется, театр – это такая история, которая на определенном уровне должна захватывать каждого. Я больше чем уверен, что маргинальный парень, у которого родители пьют, который вынужден проводить время на улице, чтобы быть не хуже, чем другие, закуривать и выпивать, если заманить его в театр, посадить отдельно от приятелей, чтобы ему не перед кем было выпендриваться, увлечётся. Не обязательно показывать ему «Подростка с правого берега», про его жизнь, а сначала ему можно показать какие-то другие истории. Мне кажется, что этот витамин Т – театр – для всех. Я вижу, знаю некоторых людей в зале, которые пришли один раз нечаянно, и теперь постоянно ходят. И я вижу, что у них внутри что-то меняется. Они становятся красивыми.

В bookhollе молодёжь собирается читать с артистами детективы: Агату Кристи и Пристли, например. У нас есть для этого специально приглашенная звезда, кто-нибудь не из нашего театра. И один из зрителей должен пройти кастинг в Интернете, он тоже вместе с нами будет читать. Три раза чтение останавливается, и слушатели принимают активное участие в расследовании: разгадывают, кто же убийца, рассуждают. И в то же время мы рассказываем им, кто такая Агата Кристи, что такое пьесы, как они пишутся, как ставятся, как вообще существует театральный процесс, как играются персонажи, как разрабатываются образы. Я видел, с каким азартом люди на это реагируют, как они включаются в разговор. В Красноярске люди скучают по интеллектуальному досугу, им не хватает места, где они могли бы стать участниками происходящего.

С детьми в bookhollе читают сказки. Собираются примерно 20 детей, вместе с ними два артиста. Мне с детства запомнились диафильмы. Это было такое счастье. И сейчас тоже ребята любят сказки, которые проиллюстрированы. Под каждой картинкой есть маленькая история. И постепенно-постепенно я вижу, что складывался круг людей, которые становятся нашими постоянными участниками.

В bookhollе у нас всегда есть книги, по которым поставлены спектакли. И «Алиса…», конечно, и «Снежная королева», и «Чучело» разбираются очень быстро. Многим хочется прийти домой и почитать с ребенком прекрасную литературу, по которой они только что видели спектакль. И мне кажется, что это очень важно.